Брюле чувствовал, что он связан по рукам и ногам сыном. Он сел.
— Бедный папаша, — с насмешкой сказал Заяц, — неужели любовь к деньгам заставила вас потерять голову?.. Если бы я умер, вы очень бы жалели об этом.
— Может быть, — сказал Брюле.
— Мы с вами жили так хорошо во время пожаров!
— Это правда!
— Мы так сходились, как голова и шляпа… А теперь я останусь один…
Брюле опять овладело смутное опасение.
— Потому что ведь вы чувствуете, — прошептал Заяц, — что я должен освободиться от вас, а то ведь вы освободитесь от меня.
— О, нет! — возразил Брюле. — Если ты хочешь помириться…
— Помириться! Полноте!
— Мы разделим все! Деньги, одежду — все.
— Я не верю. Если я вас выпущу отсюда, вы зарядите ружье и убьете меня, как цыпленка.
— Клянусь тебе, нет.
— Мне нужны отступные…
— Говори, я согласен.
— Во-первых, вы поставите сундучок в эту яму.
— Зачем?
— Затем, что мы найдем его всегда, когда захотим.
— Лучше взять его с собой.
— Нет…
— Однако…
— Ах, папаша! Мне нельзя терять времени. Я хочу мириться, но с условием, чтоб я был главным.
Брюле наклонил голову, и все под угрозою пистолета, направленного на него, поставил сундучок в яму и снова его закопал. Тогда Заяц вынул из кармана веревку.
— Что ты хочешь делать? — спросил Брюле.
— Я принимаю предосторожности, папаша.
Не выпуская пистолета, Заяц сделал петлю на веревке и бросил ее к ногам отца, оставив другой конец веревки у себя.
— Проденьте ваши руки в эту петлю, папаша.
Брюле не оставалось выбора, он повиновался. Заяц притянул веревку к себе, и руки Брюле оказались связанными так, что он не мог схватить сына за горло.
— Мой добрый батюшка, — сказал тогда Заяц, — надо соблюсти внешние приличия. Спрячьте ваши руки под блузу, подумают, что вам холодно.
— Куда ты хочешь меня вести?
— Это моя тайна.
Заяц взял отцовское ружье, набросил его на плечо, а пистолет оставил в руке, потом, отворив дверь погреба, сказал:
— Пойдемте.
Когда они вышли из развалин, Заяц сделал знак отцу остановиться.
— Постойте, — сказал он. — Идти с разряженным ружьем — это приносит несчастье.
Он зарядил ружье и тогда только заткнул пистолет за пояс.
— Но куда ты меня ведешь?
— Мы сначала пойдем на мельницу к Жаку Кривому.
— А потом?
— Посмотрим.
— Почему бы не воротится в Солэй?
— Как бы не так! В Солэе вас освободят, а Жак Кривой…
— Ты все еще не доверяешь мне?
— Все еще, папаша.
— Я тебе, однако, говорил, что мы помиримся.
— Это может быть, но мне главным доказательством служит веревка, связывающая вам руки. А чтобы время показалось вам не так длинно в дороге, я расскажу вам историю.
— А! — произнес Брюле, стараясь сдержать сильный гнев.