— Э-э! — сказал фермер. — Ты сам виноват…
— Что ты хочешь сказать?
— К чему тебе нужно было ждать позволение Барраса, чтобы зажечь лес?
— Да, это правда.
— И если ты хочешь следовать моему совету, то можешь остаться генералом.
— Как это?
— Сожги лес поскорее. Роялисты изжарятся, и ты заслужишь от Директории похвалу.
— Ты прав! — вскричал Курций. — Я сделаю распоряжения, и в нынешнюю ночь все сгорит.
— Но не прежде, чем я подам сигнал…
— Когда же ты подашь?
— Как только дело Солероля будет кончено.
— Итак, в эту ночь?
— Я думаю.
— Ну, как только будет кончено, зажги факел наверху скалы, а мы ответим на твой сигнал.
— Надо окружить лес.
— Будь спокоен.
— Теперь, — пробормотал Брюле, — моя месть в моих руках. Графу Анри теперь от меня не уйти.
Так как Курций забыл предложить ему стакан вина, Брюле взял бутылку со стола и стал пить прямо из нее, потом щелкнул языком и сказал Курцию:
— Как жаль, что ты не можешь идти со мною!
— Для чего?
— Ты увидел бы последнюю гримасу Солероля.
После этой отвратительной шутки Брюле пожал руку Курцию и ушел. Через час Брюле пробирался через заросли к долине, на которой был расположен лагерь роялистов. Ночь была темная, но над лесом виднелся красноватый блеск. В то же время глухой, странный ропот доносился из глубины долины.
— Только бы я не опоздал! — бормотал фермер.
Он удвоил шаги. По мере того как он приближался, гул становился слышнее. Брюле дошел до подножия скал, окружавших долину, карабкаясь со скалы на скалу, дошел до возвышения, откуда мог видеть все.
Долина освещалась факелами, а посередине возвышалась гильотина, выстроенная роялистами. Ее окружали люди, вооруженные ружьями. На эшафоте стоял человек, мрачный и безмолвный, это был палач, палач безмолвный, импровизированный молодой роялист, отца, сестер, мать которого гильотинировали. Недоставало лишь одного осужденного. Брюле вскарабкался на дерево, чтобы лучше видеть. Толпа, окружавшая эшафот, была угрюма и безмолвна. При свете факелов все эти головы заволновались, как волны морские, потом толпа расступилась и пропустила осужденного. Брюле услыхал вой — это кричал Солероль, вырывавшийся из рук двух сильных мужчин, тащивших его. Молния свирепой радости сверкнула в глазах Брюле, когда он увидел, как Солероля втащили на эшафот. Солероль все ревел и не хотел идти.
— А! Ты хотел меня обесславить! — пробормотал свирепый крестьянин.
Жадные глаза его следовали за всеми отвратительными фазами этого отвратительного зрелища. Он увидел, как палач положил голову Солероля на доску и связал ему руки. Вой осужденного ласкал слух фермера мелодичнее самой нежной музыки. Брюле наслаждался мщением. Вдруг пламя факелов полыхнуло на гладкой и блестящей поверхности, словно молния блеснула. Вой Солероля затих, и Брюле услыхал рокот толпы, только что смотревшей, как пала голова. Все было кончено для бригадного начальника Солероля, все, кроме правосудия Бога.