Машфер и Каднэ потупили головы.
— Мы служим под разными знаменами, — продолжал Баррас, — ваше в настоящую минуту, по крайней мере у меня, вызывает одно лишь возмущение.
— Негодяй! — прошептали несколько голосов.
— А мое, — холодно закончил Баррас, — то, которое выбрала сама Франция.
Скрестив руки на груди, он, по-видимому, ждал смерти. Тогда президент таинственного трибунала встал и сказал:
— Господа! Какое наказание, по вашему мнению, заслужил гражданин Баррас?
— Смерть! — отвечали один за другим одиннадцать голосов.
Только Каднэ и Машфер промолчали. Баррас пожал плечами, презрительная улыбка скользнула по его губам. Президент сделал знак, занавес в глубине залы приподнялся, как в театре, и Баррас, как ни был храбр, а отступил.
Он отступил, бледный, с окаменевшим лицом, лишь капли пота на лбу выдали его волнение.
В глубине залы на подмостках футов в шесть вышины стояла гильотина, а на платформе — человек, замаскированный, как и судьи, но в рубашке и с голыми руками.
Это был палач.
— Гражданин Баррас, — сказал тогда президент, от которого не укрылось волнение директора, — в последний раз подумайте!
Но Баррас выпрямился, гордая улыбка появилась на его губах, и он благородно откинул голову назад.
— Имею честь повторить вам, господа, — сказал он, — что вы хорошо сделали, напомнив мне, что я дворянин…
Каднэ и Машфер, не предвидевшие этой развязки, переглянулись с изумлением. Президент прибавил:
— Когда так, граф, если вы хотите умереть как христианин, то пора… между нами есть священник, и он отпустит ваши грехи…
Один из замаскированных встал и спокойно сделал к Баррасу шаг, но в ту же минуту дверь залы отворилась и вошла женщина.
При виде этой женщины Баррас почувствовал, что душевные силы оставляют его, и провел рукой по мокрому лбу.
Вошедшая женщина была та несчастная и прекрасная маркиза де Валансолль, жена без мужа, мать без детей, которую Баррас любил в молодости и на которой должен был жениться.
Она была бледна и печальна, но ее глаза сверкали необыкновенной решимостью.
— Остановитесь! — сказала она.
Повелительным взглядом обвела она всех этих людей.
— Не нам, — прибавила маркиза, — не нам, жертвам, не нам, гонимым, выказывать себя неумолимее наших палачей.
Она стала перед Баррасом как бы для того, чтобы защитить его своим телом.
— Пока я жива, — сказала она, — вы не отнимете жизнь у этого человека!
— Маркиза, — сказал президент трибунала, осудившего Барраса, — если мы помилуем этого человека, он всех нас отправит на эшафот.
— Голова уже не держится на плечах, — прибавил Машфер.