— Если только она жива… — прошептала бедная мать.
Сюльпис содрогнулся.
— Уж, разумеется, жива, — сказал он, — разве люди умирают ни с того ни с сего…
— Она, бедная, так страдала!
Фермерша Брюле продолжала плакать. Сюльпис взял ее за руку.
— Вы, однако, должны сказать мне правду, матушка, — продолжал он, — я ведь не знал, зачем она убежала…
Фермерша опять испугалась. Сюльпис подошел к двери и посмотрел на двор — он был пуст. Сюльпис воротился к матери.
— Нас никто не слушает, — сказал он, — и если только вы не имеете ко мне недоверия…
— Недоверия! — вскричала фермерша Брюле. — Недоверия к тебе, мое бедное дитя! Ах, боже мой!..
— Ну, когда так, матушка, — сказал Сюльпис, усадив мать у огня и сам сев возле нее, — тогда скажите мне, как это случилось.
Мамаша Брюле испуганно осмотрелась, потом сделала усилие и решилась излить сыну тайну своего сердца, сжигавшую и мучившую ее так давно.
— Помнишь ли ты то время, — начала она, — когда мадемуазель Берто де Верньер в замке Рош учила девушек петь для праздника Тела Господня?
— Помню ли! Сестра каждое утро ходила в Рош, а мамзель де Верньер полюбила ее.
— С этого-то времени началось несчастье твоей сестры.
— Как это, матушка?
— Она влюбилась в графа Анри.
— Ах, боже мой!
— Разумеется, граф Анри и его сестра никогда этого не знали. Но дочь моя плакала день и ночь и сказала мне в один вечер: «Ах, матушка, я знаю, что я от этого умру!» Я осмелилась сказать об этом отцу. Сначала он рассердился, потом посадил Лукрецию к себе на колени и сказал: «Ты слишком глупа, что плачешь таким образом, малютка!» Она расплакалась еще пуще, а он прибавил: «Вместо того чтобы портить себе глаза, знаешь, что я сделал бы? Вырядился бы по последней моде, так, что глаз не отвести, смеялся бы, чтоб показать мои белые зубки, и так смотрел бы на этого дурака, графа Анри, что он потерял бы голову. Ему только двадцать лет — это прекрасный возраст… Видишь ли, — прибавил твой отец, — если бы я был такой хорошенький, как ты, то захотел бы, чтобы граф Анри был без ума от меня через неделю». «Но, — сказала Лукреция, которая все плакала, — к чему это приведет? Граф Анри знатен и очень богат в сравнении с нами, захочет ли он на мне жениться?» «У меня есть двуствольное ружье, — отвечал ей отец, — когда он тебя скомпрометирует, он должен будет жениться на тебе!..» Лукреция воскликнула с негодованием: «О! Это было бы гнусно! Никогда! Никогда!» С этой минуты она перестала ходить в замок Рош, но заметно изменилась: ее глаза были красны, лицо бледнело, она чахла… Иногда она убегала из фермы до рассвета и пряталась в густых зарослях у входа в лес в надежде видеть, как граф Анри пойдет на охоту, потом она возвращалась домой и, заливаясь слезами, говорила мне: «Я видела его». Отец твой пожимал плечами, говорил, что Лукреция глупа, что, если бы она захотела, она была бы владетельницей замка Рош. Вдруг пошли слухи о женитьбе графа Анри на мадемуазель де Солэй. Я думала, что моя бедная дочь умрет. Она три дня и три ночи была между жизнью и смертью, потом Господь и молодость помогли ей. Она встала с постели и уж не плакала, но глаза ее меня пугали: в них точно горел огонь. Она не говорила, не целовала меня… О женитьбе графа Анри на мадемуазель де Солэй все толковали…