— Твои люди здесь? — спросил он.
— Здесь. Вы пришли назначить мне время?
— Да.
— Когда же?
— Нынешней ночью.
— Отсюда далеко до замка Рош?
— Ты не Рош будешь жечь.
— Какую же ферму, какой замок, какой дом осудили вы?
— Ты это узнаешь ночью…
— Но где?
— Назначь твоим людям сойтись в лесу около твоей фермы.
— В котором часу?
— В десять вечера.
— А потом?
— Жди меня…
— Как… Вы придете сами?
— Сам, и это никому не покажется странным, даже тебе.
— О! Это странно! — прошептал Головня. — Мне кажется, что я вас знаю…
Незнакомец засмеялся под своим капюшоном.
— Я слышал этот голос… где-то. Только, проходя сквозь маску, которая у вас на лице, он, вероятно, теряет свой обыкновенный звук.
— Может быть.
— Я теперь, как мои товарищи, очень желал бы знать, кто мне платит.
— Остерегайся!
— Правда ли, что, поджигая, ты рискуешь своей головой, но только головой…
— Чем же более могу я рисковать?
— Жизнью всех близких людей.
Головня задрожал.
— Потому что, если ты мне изменишь…
— О, этого опасаться нечего!
— Так ты хочешь знать, кто я?
— Мне кажется, что, когда я узнаю, кто вы, я буду лучше вам служить.
— Ну, пусть твое пожелание исполнится, — сказал незнакомец.
Он поднял свой капюшон. Луна сияла сквозь деревья, один из ее лучей освещал лицо, открытое незнакомцем. Головня отступил с изумлением, дико вытаращив глаза.
— Вы! Вы!.. — сказал он задыхающимся голосом.
— Я! — холодно отвечал незнакомец.
Он опустил свой капюшон и прибавил:
— Ну вот, а теперь слушай внимательно, что нужно делать.
Воротимся на ферму, где Брюле разговаривал очень спокойно с графом де Верньером и с капитаном Бернье. Мамаша Брюле вернулась и села у огня. Сюльпис вышел.
— Куда ты идешь? — спросил его удивленный отец.
Сюльпис не растерялся.
— Прошлой ночью, — отвечал он, — корова ушла из хлева, я пойду посмотреть, спокойно ли она стоит сегодня.
Работники, пастухи, пахари вошли один за другим и сели за стол. Анри, капитан и Брюле расположились на верхнем ярусе. Служанка, которая обыкновенно пекла хлеб и стирала белье, сейчас поворачивала вертел. Брюле пил небольшими глотками, ел медленно и разговаривал, как человек здравомыслящий.
— Видите ли, мои добрые господа, — сказал он, — напрасно говорят, что политический переворот во Франции сделал людей завистливыми, это пустяки. Люди должны быть и богатые, и бедные, дворяне и крестьяне.
Анри улыбнулся и не отвечал. Брюле продолжал:
— Что сказали бы вы, месье Анри, если бы вам пришлось идти за плугом или косить на лугу?
— Очень может быть, что ты говоришь правду.
— Итак, — продолжал фермер со строгой логикой, — поскольку мы люди здравомыслящие по большей части, то мы не приняли этого политического переворота.