— Эта хорошенькая девушка ушла под руку с другим, оставив меня, своего защитника, один на один с ненавистью этого негодяя Солероля, который способен отдать меня под военный трибунал.
Но в то время головы у всех так плохо держались на плечах, что перспектива умереть не сегодня-завтра не мешала никому ни пить, ни есть, ни спать. Бернье не хотелось ни есть, ни пить, поэтому он лег и проспал до утра. Его разбудил барабанный бой. Он сошел на двор казарм и нашел там капитана Солероля. Капитан был в прекрасном расположении духа, лицо его не было расстроено, губы не покрыты пеной гнева, глаза не налиты кровью, как накануне в кабаке.
Капитан поклонился сержанту и сказал:
— Воротившись с учения, мы поговорим.
— Хорошо, — сказал Бернье.
В самом деле, через час, когда полк возвратился с маневров, капитан фамильярно взял под руку сержанта и сказал:
— Я был немножко пьян вчера вечером.
— А! — сказал Бернье.
— Я встретил хорошенькую девушку, которая шла по улице, и хотел к ней подойти… Она испугалась… Вы знаете остальное…
— Как? — спросил Бернье. — Вы ее не знали?
— Нет!
«Я знаю другое, но противоречить тебе не стану», — подумал Бернье.
— Вы на меня не сердитесь за то, что я защитил ее? — спросил сержант, усмехнувшись.
— Напротив, — отвечал капитан Солероль, — вы меня отрезвили и этим оказали услугу мне.
Так, за разговором, вернулись в казармы. Капитан оставил Бернье и пошел завтракать. Вскоре после его ухода комиссионер принес письмо сержанту Бернье. У сержанта забилось сердце. Он распечатал письмо и прочел:
«Я хотела бы поблагодарить Вас. Если Вы желаете меня видеть, ступайте с человеком, который отдаст Вам это письмо».
Внизу вместо подписи стояла буква Л.
Сержант сказал комиссионеру:
— Я готов следовать за вами, ведите меня.
Тот пошел, не говоря ни слова. Он направился к Сене, прошел Новый мост и остановился на улице Закона. Указав на дом с левой стороны, он сказал Бернье, следовавшему за ним:
— Здесь!
Дом был довольно красив с виду.
— Кого мне спросить? — уточнил Бернье.
— Гражданку Лукрецию, — отвечал комиссионер.
Он ушел, но Бернье одолевали размышления:
«Вот простолюдин, у которого руки очень белы и столько изящества в манерах».
Когда этот человек исчез на углу улицы, Бернье вошел в дом.
Он нашел сначала очень большую переднюю, потом широкую лестницу с железными перилами, а внизу лестницы слугу, который вежливо спросил его, что он желает.
— Мне нужно видеть гражданку Лукрецию, — отвечал Бернье.
— Пойдемте со мной, — сказал лакей.
Он повел сержанта в первый этаж, отворил дверь и пропустил вперед. Бернье, помнивший вчерашнюю мансарду, вошел с изумлением в переднюю, богато убранную, потом прошел залу, роскошная меблировка которой дышала аристократизмом, потом щегольскую спальню и остановился на пороге будуара, в котором сидела хозяйка. Бернье стоял безмолвно и неподвижно на пороге будуара — до того удивление его было велико. Он действительно видел перед глазами Лукрецию, но уже не гризетку в дешевом платье, работницу, живущую в мансарде, бедную девушку, из-за которой целый час трепетало сердце чувствительного сержанта. Это была женщина щеголеватая, одетая в атлас, белые руки которой были покрыты волнами кружев и дорогими перстнями.