Говоря таким образом, он стал на колени перед бесчувственной женщиной и тер ей руки, чтобы заставить прийти в себя. Появление капитана случилось так внезапно, что ни Каднэ, ни Машфер, ни Мьетта не успели еще выговорить ни слова. Наконец Мьетта заговорила первая:
— Вы пришли в дурное время: у нас только одна кровать, и на ней лежит мой отец.
Тогда только капитан увидел раненого; окровавленный полог кровати подтверждал слова Мьетты.
— Извините меня, — сказал капитан, — ваш дом был первый, попавшийся мне на дороге, когда я бежал по лесу от пожара, и притом Лукреция, сначала показывавшая мне дорогу, лишилась чувств от слабости.
— Лукреция! — прошептал Каднэ, наклонившись рассмотреть лицо бесчувственной женщины.
— Лукреция! — повторила Мьетта, которая посмотрела на нее и тоже ее узнала.
— Вы ее знаете? — спросил с удивлением капитан.
— Это дочь Брюле!
Это открытие вырвало крик у капитана, потому что — странное дело! — он еще не спрашивал себя, каким образом Лукреция очутилась на ферме, а Лукреция не подумала сказать ему об этом. Лукреция, растерянная, испуганная, увлекла его из горевшей фермы, а в лесу ей изменили силы, она упала без чувств на руки капитана, тот понес ее на руках.
Жакомэ пришел в себя, но говорил с трудом. Он также узнал Лукрецию и пролепетал:
— Ее считали умершей!
Каднэ обменялся с Машфером взглядом. Этот взгляд говорил: уйдем.
Молодой роялист пробрался к двери, стараясь не привлекать внимание капитана. Впрочем, тот был занят Лукрецией и еще глядел только на раненого, у которого даже и не подумал спросить, каким образом он находится в подобном положении. Машфер, так же как и Каднэ, проскользнул к двери. Капитан их не приметил. Каднэ приложил палец к губам и внушительно посмотрел на Жакомэ. Дровосек отвечал, мигнув глазами.
Взгляд Каднэ говорил: «Не вздумай называть наши имена!» Глаза Жакомэ отвечали: «Будьте спокойны, хотя я и ранен, я в полном рассудке».
Когда Каднэ вышел из хижины, он сказал Машферу:
— Согласись, что пословица «легок на помине» совершенно справедлива.
— Это правда.
— Мы говорили о капитане Бернье — он тут как тут; и Лукреция, которая, как я считал, в Париже…
— Как, это она?
— Да.
— И она дочь фермера Брюле?
— Именно.
— Знаешь ли, друг мой, что все эти правдивые истории страшно неправдивы?
— Согласен.
— Расскажите-ка, что в одну ночь дровосек был повешен на дереве, ферма сгорела, капитан спасался с женщиной на руках в лесу, два человека в это время спокойно составляли заговор против Республики с целью восстановления французской монархии и все эти люди сошлись в хижине дровосека величиною в шесть квадратных футов, никто в Париже этому не поверит.