— Но о чем же тогда идет речь?
— О пытке, которую мне предстоит провести.
Все побледнели.
— Но ведь во всей цивилизованной Европе ее уже запретили, и даже у нас давно не осмеливались назначать! Неужели король пойдет против общественного мнения, возродив пытку?
Возражение это прозвучало из уст Карло.
— Помолчи, несчастный, — проговорил палач. — Тебе предстоит выступить в роли моего помощника.
Карло вскочил на ноги.
— Никогда! — воскликнул он. — Палач — это еще куда ни шло, но мучителем я быть отказываюсь!
— Увы, мой друг, так нужно.
— Никогда! — повторил паренек. — Я сегодня же уеду из Неаполя!
Осмотревшись кругом, палач увидел, что все разделяют мнение юноши.
Он улыбнулся.
— Я знал, что все вы — люди порядочные. Спасибо вам за это. Входил я сюда дрожа, но выйду вместе с вами, гордым и преисполненным мужества. Я боялся ваших упреков.
— Но почему?
— Потому что возмущенный требованием короля, восставший против преступления, на которое меня толкают, в порыве справедливого негодования я решил подать в отставку.
— И правильно сделали, дедушка!
И вне себя от радости все до краев наполнили бокалы.
— Подумайте, друзья мои! Мы не слишком богаты, и, вполне возможно, в доме нашем надолго поселится нужда.
— Но вместе с ней — и веселье! — воскликнул Карло.
И, подняв бокал, он сказал:
— За независимость!
— За восстановление доброй репутации! — отвечал старик.
И все эти славные люди одним глотком опустошили свои бокалы, довольные представившейся им возможности покончить с кровавым прошлым, которое на протяжении веков давило на них тяжким грузом.
— Но что сказал король? — спросил Карло.
— Его я не видел. Но я имел беседу с Луиджи, которому и заявил, что больше никого пытать не намерен.
— И как он воспринял ваше заявление?
— Плохо. Угрожал.
— Но чем, боже мой?
— Сказал, что заставит меня исполнить мой долг.
— Ваш долг! До чего ж удивительные люди, эти королевские министры и эти короли с их нелепыми требованиями! Раз я сын палача, то, по их мнению, и сам должен быть палачом! Где текст этого дикого закона, который предписывает человеку убивать потому, что убивал его отец? Ничто на свете не заставит нас им подчиниться.
— Так я ему и ответил. И потом, в королевстве найдется немало несчастных, которые будут биться за мое место. Уже завтра король получит сотню прошений, за месяц, полагаю, таковых наберется порядка десяти тысяч.
— Не волнуйтесь, вы поступили совершенно правильно, — заметил Карло. — Этот вечер навечно останется в памяти наших потомков. Отныне мы — свободные люди. Вот что я предлагаю. Давайте сегодня же ночью отправимся в город праздновать наше освобождение. Разбредемся парами кто куда; думаю, где переночевать, мы найдем без труда. Завтра пришлем кого-нибудь сюда за самыми дорогими нашим сердцам вещами, а с мебелью разберемся позднее с теми, кто станет здесь жить вместо нас. И пусть каждый подумает, как он собирается жить дальше. Лично я намерен уехать в Париж. Вы ведь знаете, мне уже не раз говорили, что как певец я могу сделать блестящую карьеру; стану там тенором. Вместо того чтобы получать десять тысяч ливров за дерганье веревки гильотины, буду зарабатывать сто тысяч франков пением; такая перспектива мне больше нравится!