Из всего этого Паоло сделал вывод, что как это часто бывает в Неаполе капуцин и был настоящим отцом Вендрамина.
Всем известно, что в Италии священники и постриженные отнюдь не отличаются той строгой нравственностью, что так присуща нашему духовенству. В Италии они принимают участие во всем, даже — пользуясь благосклонным отношением к себе мужей и пристрастием дам к длинным черным платьям — в делах любовных.
Короче говоря, Паоло склонен был согласиться с Вендрамином в том, что, попроси они о чем-либо преподобного отца, отказ вряд ли последует.
— Думаю, дружище, — сказал он, — твой крестный сделает для тебя все, что ты пожелаешь. Но благоразумно ли посвящать его в наши дела?
— Не волнуйся, — сказал великан, — он нас не выдаст.
— В любом случае, если нам представится возможность решить нашу проблему с помощью некой уловки, я предпочел бы ею воспользоваться.
В этот момент мимо них проходил какой-то паренек.
— Вот это да! — воскликнул он бесстыдно, смерив Вендрамина и Паоло долгим восхищенным взглядом. — Клянусь Девой Марией, такой красивой пары мне еще не встречалось!
— Держи, ragazzo, — промолвил великан, бросив проказнику золотую монету.
Паоло подобная расточительность друга показалась чрезмерной, и он сказал, рассмеявшись:
— Если ты будешь так падок на комплименты, золото у нас вмиг закончится.
Переваливаясь с боку на бок, гигант отвечал:
— Да плевать я хотел на комплименты; все и так знают, какой я красавец.
— Зачем же ты дал мальчишке монету?
— Затем, что он подал мне отличную идею. Видишь ли, Паоло, блестящие мысли посещают меня редко, и когда кто-то подсказывает мне таковую, я стараюсь отплатить ему сторицей. Ты же мне так нравишься потому, что умеешь воплотить мои мысли в жизнь; иногда мне кажется, что я думаю в твоем мозгу.
— Ну и какую же мысль подсказал тебе этот паренек?
Великан расплылся в довольной улыбке:
— А вот какую!
Паоло весь обратился в слух.
— Полагаю, — сказал Вендрамин, — раз уж мы выглядим как жених и невеста, вполне может случиться так, что за таковых мой крестный нас и примет. Это платье очень тебе идет.
— Не понимаю…
— Сейчас поймешь.
— Если мы заявимся к крестному в том, что сейчас на нас, ты — в женских одеждах, я — в мужских, и объявим о предстоящей свадьбе, он будет на седьмом небе от счастья. Я знаю своего крестного: когда у него хорошее настроение, его всегда тянет выпить и перекусить; ты должен помнить.
— Да, так и есть, — сказал Корсар.
— Он предложит нам отобедать с ним.
— Возможно.
— Мы вытянем из него все, что ему известно о предстоящей пытке, и уже по ходу пиршества решим, как поступить; благодаря моей идее у нас будет как минимум два варианта действий.