Внезапно девушка обвила шею этого мальчика, этого дитя, своими руками и, прижав его к себе, спросила:
— Хочешь любить меня?
— Это ему запрещено!.. — прокричал чей-то голос.
То был голос старика Иакова.
— Уходи, Паоло! — добавил он.
Ноэми, зарыдав, убежала в дом.
Нетвердой походкой Корсар направился к выходу.
Покинув Иакова, юноша пребывал в полном смятении; его терзали безумные надежды — мысли о любви, мечты о богатстве.
Однако же легкий бриз, дувший Паоло в лицо, мало-помалу его успокоил: к нему вернулось хладнокровие, и возникло желание проанализировать события этого вечера.
В его распоряжении была вся ночь.
Паоло вышел из Алжира и затерялся в поле, бредя наудачу.
Шакалы, гиены то и дело возникали перед ним, хрипя и завывая; но его не пугали ни их фосфоресцирующие глаза, ни огромные тени голодных фигур. Спокойный, он не обращал внимания на этих безобидных по отношению к человеку животных; в этот час его бы не устрашил и лев.
Легкие шуршания насекомых, едва уловимые голоса бесконечно малых существ, одиночество ночи не производили на него никакого эффекта: он был полностью погружен в свои мысли.
Когда душа охвачена неким глубоким чувством, в ней больше не остается места для страха.
Он думал о Ноэми, и ему казалось, что он видит ее — легкую, воздушную, порхающую рядом с ним.
И потом, его преследовала, одолевала, осаждала эта величайшая проблема вечной жизни; он шел вперед, не замечая пройденных расстояний, и наконец оказался у форта Эль-Джем, даже не поняв, что очутился совсем от него близко.
Он проделал три лье, направляясь к форту, о котором рассказывал Иаков, не отдавая себе в этом никакого отчета, движимый непонятным ему самому инстинктом.
Огромные развалины, венчавшие вершину шероховатую и унылую, при иных обстоятельствах его, несомненно, бы немало впечатлили. Сквозь проломы с грохотом падал в пропасть морской ветер, сотрясая все камни этого громадного строения, перерывая крипты, заставляя форт стонать и охать, вырывая жалобные стоны из глубин подземелий, пронзительные свисты из узких бойниц, глухой стук и далекие грохоты из бесконечных галерей.
Но Паоло без раздумий прошел на эти развалины и, устроившись поудобнее в небольшой башенке, из которой была видна вся равнина, стал наблюдать за тем, как пробегают у него над головой, поочередно затягивая мрачной пеленой и вновь открывая лазурное зеркало неба, облака.
Он полагал, что тишина и покой прояснят разум, и он посмеется, словно над пустыми мечтами, над эликсиром вечной молодости, резекциями костей и ставшим возможным земным бессмертием.