Сказанное кем-то нередко превращается во всеобщее достояние, и чужие слова становятся нашими. Бывает даже, что не люди рождают слова, но наоборот, так что не стоит удивляться, если сразу в нескольких портах сойдутся мореход и землепашец и между ними потечет вышеприведенная беседа.
В лето двенадцатое правления Ксении был открыт Университет. Тяга к знаниям, рожденная Библиотекой, трамваем, а еще прежде поездом, сделала открытие Университета неизбежным. Университет посещало по преимуществу юношество, но не только. Зрелые мужи, умудренные опытом и облеченные властью, также бывали на лекциях.
Касьян со товарищи выступил за право женщин на обучение, а наиболее нетерпеливые борцы за новую жизнь решили, со своей стороны, взорвать нечто удобовзрываемое, чтобы поддержать женщин в их стремлении к просвещению. Но университетские власти, видя женскую тягу к науке, сделали Университет доступным и для них.
Опасаясь, что опоздают с вмешательством, борцы поспешили всё же взорвать приготовленные бомбы, но, к их сожалению, количество жертв было невелико.
Спешка, говорили они, не ведет к добру.
И это, говорили, пусть будет нам уроком.
Поскольку дело касалось женского вопроса, бомбистками были женщины, но зачинщики злодеяний, забыв, во имя чего взрывались бомбы, решили, что отныне взрывы будут производить только мужчины.
Данная неудача, говорили, лучшее свидетельство того, что женщинам надо учиться.
Первые профессора Университета прибыли с Большой земли на пароходе. Когда профессорский пароход причалил к Острову, его встречала огромная толпа. Среди преподававшихся наук была отечественная история, причем в число преподавателей был включен и я, грешный Иларий, и это наполняло меня гордостью, ибо и я стал профессором.
Заморские профессора поначалу смотрели на меня с недоумением, поскольку сама возможность существования истории на нашем Острове виделась им сомнительной. Ознакомившись же с разрозненными историческими записками, созданными в разных частях нашей земли, а также и с настоящей хроникой, посвященной всеобщей истории Острова, они изменили свое мнение.
Это, однако, не удержало их от замечаний и советов касательно Истории Острова. Описание мимотекущих лет и умозаключения хронистов казались профессорам несовременными, язык же хроники они назвали допотопным. Вышереченные черты с годами якобы лишь усугублялись, и это входило в непримиримое противоречие с набиравшим скорость прогрессом.
Дело завершилось тем, что в один далеко не прекрасный день на заседании Островного исторического общества