Оправдание Острова (Водолазкин) - страница 84

Слушавшие его заволновались, потому что сразу же догадались, кто в данном случае имеется в виду. Празднуя приход нового, островитяне помнили, что эти руки были не столь уж костлявы. Они не спорили с тем, что сияющее будущее лучше мрачного прошлого, но не готовы были расстаться с Их Светлейшими Высочествами, которых любили.

Видя, что все пришли в волнение, Касьян объявил, что казнить князей не собирался, а костлявые руки являются лишь отвлеченным образом. В силу древнего возраста указанной пары он предлагал оставить ее в живых в качестве музейного экспоната, выселив из Дворца и предоставив служебное помещение при Музее островной истории.

Немедленно были опубликованы и декреты новой власти.

Первое. Княжеский Дворец, а также жилища островной знати передавались борцам за светлое будущее.

Второе. В кратчайшее время следовало установить памятник жертвам Революции, каковых представлял убиенный Михей.

Третье. Монастырь отчуждался в пользу государства, обретшего новую веру: веру в Будущее. Преображенский же храм Монастыря объявлялся Храмом Светлого Будущего.

Четвертое. В области летоисчисления вводилась новая эра, и счет лет отныне велся от года Великой Островной Революции.

Пятое. Революционное руководство Острова объявляло войну Франции и призывало всех истинных патриотов сплотиться вокруг указанного руководства.

Под всеми декретами стояла подпись: Его Светлейшая Будущность Касьян.


Парфений

Мы сидим в Люксембургском саду, ноги наши закутаны в пледы. Ксения – с закрытыми глазами, в лучах весеннего парижского солнца.

Самое смешное, что эта война вроде как продолжается и сейчас. Полноценная Столетняя война: декрет о ней, кажется, так и забыли отменить. К счастью, в Париже об этих военных действиях мало кто знает.

– Интересно, зачем Косой объявил тогда войну? – спрашивает Ксения.

– Чтобы все вокруг него, Косого, сплотились.

Ксения улыбается, не открывая глаз.

– А почему – Франции?

– Потому что Франция далеко.

Мимо нас (звук прессуемого сахара) по мелкому гравию проезжают велосипедисты. На багажниках – разная невоенная мелочь: сумки, пакеты из ближайшего супермаркета, горшки с цветами, термосы. Пудель с завязанным на макушке бантом.

В отношении нас Его Светлейшая Будущность допустил, конечно, колоссальный промах. Как рассказывали охранявшие нас солдаты, первоначально обсуждалось наше фатальное падение с лестницы. Вдвоем шли, вдвоем поскользнулись и убились. Что, с точки зрения Косого, могло быть естественнее? Ступеньки в подвале каменные, скользкие – парное движение по лестнице опасно…

Почему он не довел своего плана до конца? Думаю, что его подвело пристрастие к театру, а еще в большей степени – к Франции. Генетическая память о том столетии, когда на Острове говорили по-французски. Косой не оставил мечты о нашей казни, но ему виделась гильотина, покатившаяся голова – на меньшее-то он не был согласен. В каждом его действии угадывался французский след. Думаю, что, помимо удаленности Франции, в объявлении войны виновата и его любовь к ней.