— Двух хватит на пятерых. Страшно злые, — объявил он, кидая полстручка с семечками к себе в тарелку и любезно предлагая хозяевам остальное. — Вот прошу: натрите — хе-хе-хе — по-болгарски! Нет, нет, вы натрите, послушайтесь меня — увидите, что получится. Ну как хотите, насильно мил не будешь. Поглядите, как я себе натру, — увидите, что такое настоящий суп.
В самом деле бай Ганю наперчил суп до того, что с непривычки можно было обжечься. И пошел хлебать. А коли болгарин хлебать начнет — тут не до шуток: триста собак сцепятся, не заглушат. На лбу у него выступили крупные капли пота, угрожая скатиться прямо ему в тарелку. Бай Ганю хлебнет разок с ложки, потом положит ее и два-три раза хлеба куснет — на заедку; потом опять возьмет ложку, хлебнет супа, хлюпнет носом и опять два-три раза хлеба откусит.
— Дайте мне еще хлебца кусочек. Вы совсем без хлеба едите, — удивленно заметил он. — А болгарину хлеба подай; мы много хлеба едим. Не хочу хвалиться, а с такой похлебкой — пардон, с таким супом я целый каравай съем. Бьюсь об заклад.
Об заклад биться не стали, но бай Ганю и без этого уничтожил порядочное количество хлеба.
— Винцо это откуда? — полюбопытствовал он — не потому, чтобы его интересовал ответ, а просто так, чтоб еще налили.
— Покупаем, — ответил хозяин. — Вам нравится?
— Угу! Хороший товар! Покупаете, значит? Дайте-ка бутылку сюда. У меня от этого перца внутри все так и горит, будто железо раскаленное. Бутылку волью туда — зашипит. Эх, у нас вот винцо, пол-лева за оку. Как опрокинешь, сам не знаешь, где ты: на небе или на земле. Ах, рыгнул я, прошу прощения: маленько неловко получилось, — ну, пардон, слабость человеческая, никак не удержишь!
Благодаря бай Ганю обед у Иречеков прошел очень оживленно. Кофе был подан в гостиную. В благодарность за вкусный, а главное сытный обед бай Ганю решил угостить хозяина табачком, но надо же — оказалось, что табачок у него в сумках. По правде говоря, табачница была у него в кармане, но ему нужен был предлог пойти проведать сумки: не мог он так оставить свои флаконы в чужом доме, мало ли что бывает на свете.
Он и слушать не захотел, когда хозяин стал отказываться от его табака.
— Что ты, милый? Как же можно болгарского табака не отведать?
Закурив, бай Ганю принялся с наслаждением прихлебывать кофе. Вот это было прихлебывание!.. Находясь в таком приятном настроении, проводя с собеседником целые часы, сидя в комнате, где никто из посторонних не слышит, что ты говоришь, а и услышит, так ничего не поймет, — при таких благоприятных обстоятельствах удержаться и не заговорить о политике, — это было выше сил бай Ганю. И он не удержался, стал изливать душу: