Сколько длилось все это? Часы или минуты? Эмил смотрел на часы и ничего не понимал. Внизу полыхали пожары. Далеко на севере еще слышалось гудение моторов. Потом все стихло.
Эмилу казалось, что бомбы падали ему на голову. Беспомощность и ужас, вызванные грохотом и ярким светом, леденили сердце. Разум отказывался воспринимать то, что видели глаза.
Эмил закрывал глаза и до боли ясно видел бегущих обезумевших людей — мужчин и женщин, оглохших и ослепших детей. Люди среди развалин и стен огня, среди горящих домов и огненных рек, среди обваливающихся крыш и домов. Эмил видел Коле, Марусю, Белину. Может быть, надо спуститься вниз? Но чем он мог помочь? Ничем.
Нет ни часов, ни минут. Нет времени, отсчитываемого стрелками на часах. Есть только ночь и прошлое. Есть только боль в сердце. И мысль, возвращающаяся к дням, которые канули в вечность. Впрочем, он никогда не чувствовал себя свободным: быть профессиональным революционером означает очень многое. Свобода требует от тех, кто борется за нее, сильнейшего напряжения.
Маруся…
Он видел ее маленькой девочкой с огромными глазами. Она смотрела в корзину со свинцовыми литерами, к которой ее маленькие пальчики находили «ее» букву «М». Корзина принадлежала Димитру Теохарову. Он действительно считал ее своей партийной типографией. К тому времени Марусе исполнилось восемь лет. Когда же она нашла свою букву «М»? Он напрягал память. Как долго у них в доме работала подпольная типография? Марусе уже исполнилось восемнадцать лет, и она теперь разносила отпечатанные нелегальные материалы. Он увидел ее в тяжелые годы: туберкулез уже проник к ним в дом. Несмотря ни на что, она сохранила твердость.
«Сначала сестра, потом мама, потом и я. Но у меня вроде прошло. Я сказал себе: «Только не от туберкулеза. Не хочу умирать от туберкулеза…» Он должен воевать! Он должен отомстить за маму, за маленькую сестренку, которая из-за нищеты ушла из жизни.
Перед мысленным взором Эмила предстал отец. Еще молодой. В доме у них собрания. В тырновском квартале тоже собрания.
Гешев теперь наверняка арестовал старика. Он беспощаден. Нет, он просто верен себе. И такое приходится испытывать на старости лет. Но Эмил не мог оставаться в руках Гешева. Ведь он знал так много. Отец наверняка понял, почему он совершил побег. Ему даже казалось, что отец сам предложил бы ему это, если бы у них появилась возможность поговорить с глазу на глаз.
Эмил разжег костер. Внизу полыхал пожар. Горела столица. А над ней — чистое звездное небо. Сердце у Эмила ныло. И все же не так-то легко сломить человека, нашедшего в себе силы сначала попытаться покончить жизнь самоубийством, а потом ускользнуть от полицейских агентов.