Эмил стал осматривать свои вещи. Ему казалось, что в горах ему придется пожить еще дней десять — пятнадцать. Все его вооружение — перочинный нож из Габрово. Свадебный подарок Ивана. Ах, этот Иван! Может быть, он поэт? Или мечтатель? Так или иначе у зятя поэтическое дарование было налицо. Иван работал круглосуточно, причем на самом опасном участке борьбы…
По веткам дерева, росшего над шалашом, бегала белка. Эмил, чтобы она не убежала, сидел неподвижно. Улыбался. А она мыла лапками мордочку.
Когда-то, лет восемь назад, Белина спросила Эмила, уж не из железа ли сделаны коммунисты. Ей хотелось хоть немного быть похожей на них. Теперь она в Дирекции полиции. Она вправе считать, что похожа на них.
Свекор казался ей стариком, ожившим из святого писания, по-библейски мудрым, человечным, как в сказках, верящим в торжество правды.
Еще когда он познакомился с Белиной…
Эмил все еще считал, что поступил тогда как молокосос, как мальчишка. Тридцать четвертый год. Он стоял и смотрел на окно дома на противоположной стороне улицы. Ему улыбались две девочки. Эмил взял бинокль и стал рассматривать их.
А утром он уже ломал голову над тем, как бы познакомиться с той, у которой была большая русая коса. Но ничего не мог придумать. Другая девушка на первый взгляд показалась ему несколько грубоватой. Наконец он принял решение стоять у входа в ее дом и ждать. И как только она выйдет…
Как обычно, утром он пошел за газетой. Девушка с косой как раз возвращалась из булочной. Они посмотрели друг другу в глаза: Эмил ног под собой не чуял. Оба улыбнулись. Девушка покраснела, потом нахмурилась.
— Извините… Я хотел с вами познакомиться, — с трудом проговорил Эмил.
…Внизу София полыхала пожарами. Но постепенно пламя утихало. Наверное, пожарная команда, войска, жители пытались укротить огонь. Белка по-прежнему сидит на ветке. Внизу, под горой, шумит река. Откуда-то доносится птичий гомон. В нем столько жизни, солнца, радости! Эмил неподвижно сидел у костра и смотрел на огонь, а мысли уносили его в прошлое.
…Он и не думал, что ревнив. И вдруг почувствовал, что напряжен, как натянутая струна. Свет от множества ламп отражался в озере Борисовского сада. Играл оркестр. Кругом толпилась молодежь. Белина вся сияла от радости. Они танцевали. И вдруг какой-то незнакомец пригласил ее танцевать. Помрачневший Эмил разрешил. Пока она не вернулась, он молча кусал губы.
— Пойдем. — И он встал.
Белина пошла рядом с ним.
— Эмо, куда мы идем?
Он набирался смелости предложить ей стать его женой.
— Эмо, куда мы идем?
Эмил вспомнил отца, встретившего их со слезами радости на глазах: