Полковник Добрев спросил его первым:
— Как вы объясните нам вашу деятельность?
Доктор Пеев приметил солдата. Он был далеко от него, и доктор не видел, выражало ли его лицо восторг или только сочувствие. Но мысленно поблагодарил юношу.
«Я буду держаться мужественно. Хотя бы только для тебя, солдат. Ты здесь самый младший начальник, но тебе предстоит узнать очень многое о твоих старших начальниках».
И процесс словно изменил направление. Еще один человек увидел правду. Один из тех, который должен нажать курок. Ничего, пороховой дым рассеет иллюзии у юноши в погонах.
— Уважаемый господин полковник, председатель суда, подсудимому задан несоответствующий практике судопроизводства всеобъемлющий вопрос, или вопрос-ловушка. Прошу повторить вопрос точно и конкретно.
Добрев вдруг почувствовал силу этого человека.
— Хорошо, конкретизирую.
Доктор Пеев вслушался.
— Вы спрашиваете, что я имею добавить к обвинительному акту. Такового намерения у меня нет. В нем слишком много нелепых обвинений в несуществующих провинностях, не доказанных вопреки истязаниям в полиции, не подкрепленных следственными материалами. Что же касается гипотез господина прокурора о шпионской и прочей предательской деятельности, то я открою большую скобку. О предательстве вообще. О предательстве в частности.
Может быть, Добреву надо прервать его? Но как? Когда? Ведь он не произнес еще ни одного оскорбительного слова. В зале напряжение. Доктор, выпрямившись, стоял у скамьи подсудимых и, снимая и надевая свои очки, говорил по существу.
— Предатели иногда любят перекладывать собственную вину на тех граждан, которые ценою жизни, с риском быть испепеленными в огне колоссальной несправедливости, рожденной самим строем, сущностью государства, стараются исправить последствия законного предательства.
— Предатели, чья сущность — не что иное, как раболепие, бесхребетность и политическая близорукость, могут быть облечены всевозможными видами власти. Они могут даже законодательствовать или просто применять законы. В таком случае порождается двойное беззаконие. В подобной обстановке деятельность прозревших людей дает сигнал — и тогда начинается расправа с этими патриотами.
Этот смелый человек, переживший ужасы Дирекции полиции, вселил в Добрева страх. Удаление его с заседания вряд ли помогло бы. К тому же подобная мера недопустима при рассмотрении такого дела. В зале произошло самое страшное, что только могло произойти. Генералы беспокойно завертелись. Кочо Стоянов громко выругался. Так, что услышал весь зал. Гешев вытянул голову вперед и закрыл лицо руками. Как закрыть рот Пееву?