— Начальник военно-судебного отдела. От него-то тебе и достанется.
Никифоров пригласил доктора зайти поговорить. Пеев приглашение принял.
Через полчаса товарищи шли вдоль Перловской реки. Дошли до моста Орлова. Потом вернулись к Подуянскому.
— Сашо, если судить по дворцовым разговорам, операция «Барбаросса» не кажется им третьестепенной военной прогулкой…
Генерал горько улыбнулся.
— …Вызвал нас Высший военный совет. В присутствии Бориса военный министр кратко информировал о начале похода, масштабах операций. Присутствующие выслушали его без особого восторга, кроме, разумеется, Кочо Стоянова и шефа разведывательного отдела военного министерства полковника Костова. Царь спросил, что́ думает генералитет о Красной Армии. Разумеется, я много что услышал. Но высказывание Лукаша меня поразило. «Нет армии, равной армии фюрера. Русские — стадо овец, которые бегут, спасая свою шкуру». Генерал Михов определил, что в сентябре восточная операция закончится. Царь распорядился, чтобы генералитет разъехался по частям и через сутки доложил о положении дел, о настроениях среди офицерства, подофицерского состава и особенно солдатских масс.
…Сашо, они очень боятся офицеров запаса, людей со средним образованием, которых полиция не удостоила чести учиться в Школе офицеров запаса (ШЗО). Предполагают, что коммунистическая партия активизируется. Больше того, от меня требуют конкретных предложений по борьбе с коммунистической опасностью в армии.
Прошу тебя, Сашо, информируй Москву об этом тревожном совещании, на котором первые берлинские коммюнике не разогнали страхов перед собственным народом, собственной армией.
Доктор сжал руку генерала.
— Передам, что «Журин» готов находиться на переднем крае в войне против гитлеризма!
Они прощались. Останавливались, чтобы перед расставанием сказать еще что-то. Потом снова шли и вдруг понимали, что опять дошли до моста Орлова, снова начинали уговаривать друг друга, что пора расстаться.
Генерал переживал за свою Россию, а Пеева не оставляла мысль о безумии этого вандала-ефрейтора, получившего власть и права Цезаря. Оба одинаково нуждались в вере, хотя были убеждены, что фашизм победить не может. Оба не могли понять, что ищут в себе силы, чтобы выдержать, преодолеть трудности.
Эмил Попов вскочил. Он так смял руками кепку, что козырек наполовину оторвался.
— Я так ждал вас. Вот уже как полтора часа говорим с госпожой все об одном и том же. Я пришел потому, что места себе не нахожу. Хочется кричать.
— И мне, Эмил…
Парень ждал, что его будут утешать, поэтому внутренне приготовился атаковать: «Там сейчас умирают, а я…» Однако признание доктора его обезоружило, и он притих.