Ваятель умудрился изобразить снисходительную улыбку даже в своих повязках.
– Давай узнаем, прав ли ты на этот счет. Парни, подайте свои голоса.
Рядом с головой вождя пронесся топор – так близко, что задел клочья волос, торчавших между его повязками, – и врезался в пень. Гвоздь был до того быстр, что Шакал не заметил даже, как он встал. Ваятель не успел и вздрогнуть. Как не вздрогнул и Шакал, когда топор описал дугу в воздухе и вонзился в стол справа от него. Колпак совершил точный бросок, даже не вставая со своего места.
– Двое против меня, двое за меня, – сказал Ваятель. – И мне, разумеется, нравится мое место.
Вождь взял свой топор распухшей рукой и лениво, без всяких усилий, впечатал его в дерево перед собой. Все это он проделал, не поднимаясь со своего места. Хорек, демонстрируя почти смехотворную преданность, встал и последовал примеру Ваятеля.
Четверо против двоих.
Шакал почувствовал, как сомнение клыками вгрызлось ему в грудь. Но затем встал Овес.
– Простите, вождь, – громыхнул трикрат и зашвырнул топор в пень с такой силой, что в старом дереве открылось несколько новых трещин. На другой стороне стола скрипнул стул и поднялся Мед. Топор для голосований был у него в руке, и Шакал видел, что он затаил дыхание. Оружие полетело по широкой дуге, пройдя вдали от Ваятеля, но вонзилось в пень за его спиной.
Шакал улыбнулся, когда увидел дикий взгляд в глазах Ваятеля. Ему удалось скрыть удивление, когда против него проголосовал Гвоздь, но верность новичка явно не вызывала у него сомнений. Он не увидел, не хотел видеть влияние одного из членов копыта на Меда. Блажку сбрасывали со счетов, злословили о ней с тех пор, как после горячих споров она вступила в ряды Ублюдков. Большинство братьев все-таки приняли ее, даже полюбили. Но только не Ваятель. Укрепившись в своем слепом невежестве, Вождь не упускал случая проявить к ней открытую враждебность и пренебрегал ею всякий раз, когда она вела себя сдержанно в его присутствии.
Посмотрев налево, Шакал увидел, что она и сейчас была в образе, который жил только в этой комнате, – молчаливой Ублажки с притворным личиком, которое создала лишь затем, чтобы выдерживать гнев Ваятеля. Но больше в нем не было нужды. Ее голос оставался последним, и Шакал чуть не кричал в триумфе, когда вершить справедливость выпало ей. Это было единственно верно – чтобы именно ее топор окончательно зарубил вождя.
– Закопай его, Блажка, – мягко подтолкнул ее Шакал.
Она встала и лениво потянулась к топору, стащила его за край стола. Все взгляды были устремлены на нее, но она будто не замечала этого внимания. Топор висел у нее в руке, слегка задевая ее бедро, когда она быстрыми движениями крутила запястьем. Она словно была одновременно погружена в свои мысли и проникнута яростной сосредоточенностью. Вся комната застыла в ожидании. Шакал не торопил ее – она заслужила этот момент.