– Великое Нашествие орков, – продолжил Певчий, – его-то чародеи и назвали войной. И даже сюда, вниз, до нас стали доходить вести о битвах. Когда нам приказали перетащить эти клетки к новому раскопу, мы подумали, что это будет тюрьма для тяжаков. Но в них оказались мы сами. Я прожил подземным рабом всю жизнь, но только тогда впервые почувствовал себя невольником. Раб, сидевший в клетке надо мной, обделался, когда за ним захлопнули дверь, и все дерьмо свалилось на меня. Я поклялся убить его, как только смогу. А потом они выпустили крыс, и мои кишки тоже вывернулись наизнанку, и у меня потекло по ногам. Крысы хлынули, как наводнение. Они пищали и кусались. И когда пробирались сквозь прутья, из клеток доносились такие крики…
Сильный голос Певчего дрогнул, и он помолчал.
– Я тоже кричал. Но я их давил, хватал, сжимал, кусал, жевал и глотал. Потом: «Есть кто живой?» Я проснулся от этого крика, по шею в мертвых крысах. Тогда послышался ответ, откуда-то из другого блока, потом еще. Я не знаю, сколько раз сам кричал в ответ, прежде чем мне открыли клетку. Надо мной было тихо. Крысы сотворили с ним все, что клялся сделать я. Из тысяч нас выжила, наверное, пара сотен. Нас увели и сковали цепями в другой пещере. Я спал. Мы все спали. И все же ни у кого не было сил сопротивляться, когда они пришли снова, чтобы забрать нас и посадить в клетки. Трупов уже не было, ни крыс, ни рабов, но теперь в клетках сидели новые полуорки, которых привели сверху. Они не знали, что их ждет.
Тогда и вернулись крысы. Уж не знаю как. Они сорвались, будто в первый раз, на каждого, кто был в живых, и снова понеслась омерзительная, смертоносная волна. И будь проклята моя удача, я выжил опять. И опять. Не знаю, сколько еще было таких пыток, но с каждым разом нас оставалось все меньше. И большинство тех, кто оставался, настигала болезнь. Все в язвах и гнойниках, с почерневшими, опухшими пальцами. Следующую пытку они обычно не переживали либо умирали до нее. Я же не болел, не знаю почему, но нас было таких пара десятков, тех, кто не болел. И еще меньше было тех, кто болел, но не умирал. Таких было девять. И один из них был более живучим, чем остальные.
Шакал проглотил комок в горле и замер в ожидании. Певчий склонил голову и, оглянувшись вдоль прохода, посмотрел прямо на него.
– К тому времени он уже назвался Ваятелем. Уже тогда он сбросил с себя оковы рабства и вступил в войну, поведя собратьев-гончаров на свиных спинах против тяжаков. Хиляки первыми прозвали их Серыми ублюдками, и вождь принял это название, когда выиграл битву за своих хозяев. Гиспарта использовала его сначала как раба, потом как солдата, и вот уже – как подопытного.