Роке гладит мое колено, оглядываясь, не затаились ли в кустах ненужные свидетели.
— Вдруг кто-нибудь увидит?
— Ни разу здесь никого не встречала.
— А стервятники нас не заклюют?
Мы хихикаем, словно проказничающие дети. Подхватив сильной ладонью под затылок, Роке укладывает меня спиной на валун.
— Они будут нас охранять, — отвечаю я.
Открыв глаза в самый разгар поцелуя, я упираюсь взглядом в лицо Роке, а потом в свод, образованный ветвями. Прошу Роке раздеться. Хочу видеть его обнаженным. Сама я тоже скидываю одежду, распаленная предвкушением. Ладони Роке путешествуют по моему телу, изучая меня вдоль и поперек, его орудие наполняется силой. Он входит в меня, пытаясь проникнуть как можно глубже, движется, исследует, и наслаждение легкой дрожью пробегает по моим ногам до кончиков пальцев. Сорвавшийся с губ стон эхом разносится по лесу. Я извиваюсь, будто силясь вырваться, но Роке своим копьем пригвождает меня к валуну. Во мне все бурлит под его напором — мы сливаемся с природой, говорю я себе, тут нам и место. Я отдаюсь его разгоряченному телу, кричу без стеснения в этих зарослях, которые считаю своими, забываю обо всем на свете. Меня сотрясает дрожь наслаждения, меня покидают силы, и голова на изнемогающей шее запрокидывается. Там, на тропинке, я словно вижу Эсекьеля — в футболке, шортах и шлепанцах, — он в оцепенении слушает рвущийся из моей груди крик наслаждения.
Рунге и Кебрада-дель-Агуа достались мне. Этот дом и эти леса созданы для того, чтобы бороться с тоской. И пусть каждая вещь, каждый куст, каждое дерево, каждый зверь и каждая птица здесь хранит взгляд Эсекьеля, я не чувствую себя ограбленной, наоборот. Я вспоминаю о нем с той же теплотой, с какой привыкаешь вспоминать родных. Он был мне вместо семьи, из которой я выпорхнула, став взрослой женщиной. Потому что именно так я себя чувствую рядом с Роке. Он в каждой моей клетке, я люблю его, как никогда не любила Эсекьеля, всем существом, до той степени, что даже подумываю, не родить ли от него ребенка. И это не потому, что в сорок лет я вдруг решила в последний момент откреститься от своих убеждений. Это просто желание — или отражение того желания, которое он будит во мне. Без всяких моих на то намеков он уже раза два-три давал мне понять, что не против завести со мной общих детей. И я воодушевлялась, но через какое-то время передумывала. Не знаю, что мне мешает — призрак маменьки или миллион проблем, с которыми придется столкнуться, пока растишь человека. И все же воодушевление охватывает меня все чаще, особенно в Рунге. Посмотрим. Если этим летом оно не исчезнет, значит, так тому и быть. Где еще зачинать новую жизнь, как не здесь, между морем и холмами…