— Садись, сейчас яичница дожарится. Эх, остаться бы тут на недельку!
— Оставайся, — приглашаю я из вежливости.
— Мы в отпуск со вторника. Брат Хуана разрешил нам пожить две недели в его доме на озере Вичукен. Завтра буду собирать вещи. От Хуана помощи никакой.
— Сама ведь его так приучила.
— Может быть… А как вышло, что вы перестали спать друг с другом? — интересуется она, повинуясь какому-то дурацкому повороту мыслей.
— Не знаю… Как-то так, постепенно.
— Вот если бы Хуан меня расхотел, я бы только обрадовалась.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь.
— Но все-таки, хотя бы примерно, давно все началось?
Впервые импотенция дала о себе знать в конце 2000-го. Шел седьмой год нашего брака, последние два из которых эрекция у Эсекьеля превратилась в величину непостоянную. Он много работал. К рецензиям добавилось подведение итогов года и серия статей о театральном фестивале. После каждой из двух или трех неудач в постели Эсекьель мрачнел и отказывался обнимать меня, целовать и доводить до оргазма другими способами. Он просто переворачивался на другой бок и засыпал. Так миновало Рождество и Новый год — мы окружили проблему молчанием, негласно объясняя ее усталостью от работы. Но к середине февраля я начала подозревать, что Эсекьель потерял ко мне интерес. И эта мысль, как кислота, разъедала всякую уверенность, которую дает совместная жизнь: начались сомнения в искренности вообще, все слова казались не более чем продуманными заранее отговорками. Я заметила, что Эсекьель тоже выбит из колеи до такой степени, что переписывает каждую статью по два-три раза. Ему и прежде случалось впадать в глубокую депрессию, погрузиться в черную тоску, без всякой надежды скрыться от недовольства собой или от воображаемого прокурорского ока отца-громовержца.
В Амоланасе, на пустынном берегу, где мы в отпуске разбили палатку, с сексом у нас почти наладилось. Проблемы преждевременной эякуляции и скоротечной эрекции не исчезли, но наметившаяся между нами неопределенность пропала. Мы приехали обратно в Сантьяго второго марта. Через шесть дней мои родители погибли в автокатастрофе.
— Началось еще до смерти родителей, — отвечаю я.
— Ну-у-у, — задумчиво тянет Хосефина, укладывая на гренок яичницу-болтунью. — Ничего такого уж страшного, на седьмом году брака мало кто пылает страстью.
«Мало кто» для меня не показатель.
— Ладно, давай сменим тему, не хочу больше.
— Как вашему величеству будет угодно.
Я снова одна. Хосефина уехала довольная, с большим букетом цветов. Похоже, ее мучило не столько любопытство, сколько желание отдохнуть от дома, от жизни с Хуаном. Сладкий послеобеденный сон, солнечные ванны — есть от чего посвежеть. Разводиться она не будет. По крайней мере пока гром не грянет.