Тем Бернардо я восхищалась. Это был человек, свободный в мыслях и поступках, человек слова и дела, способный обнять меня за плечи и спросить: «Ну, чем займемся?» — уверенный, что я не откажу. Открытый окружающему миру. Однако Бернардо мог быть и другим. Он любил строжайший учет и контроль, и это проявлялось, как только ставилась подпись под черновым проектом. Временами по милости Бернардо мне приходилось корпеть над подробными чертежами до одиннадцати-двенадцати ночи. Чертежники стонали от его придирок к редактируемым вариантам — он проверял каждую линию, каждую отметку снова и снова, пока Микель наконец не забирал у него чертеж на подпись. Примерно то же произошло и между нами. По мере того как крепла эмоциональная связь, росли переживания Бернардо — пока не разбудили в нем параноика.
— Что у тебя за джип?
— Так, баловство.
— Приманка для новых пассий? После развода самое то.
— Да ну! Я сто лет мечтал о джипе, а Марта всегда была против, называла его «сафари без зверя». А теперь мечта сбылась. Это, если хочешь, символ независимости, но уж никак не приманка. Впрочем, твоя реакция меня не удивляет. — Вот, похоже, начинается сеанс анализа. — Ты всегда слишком зацикливалась на том, кто что как воспримет. Даже когда мы работали над проектом…
— Это просто шутка, Бернардо! — перебиваю я со смехом. — И я не зацикливалась на чужом мнении.
Он тоже смеется. Считает, что заработал очко в свою пользу. Меньше всего на свете мне сейчас нужен человек, желающий поговорить о моих недостатках. Он не видит границ, для него любая ситуация — вызов, любая фраза — фонтан воспоминаний.
У Эсекьеля все наоборот, он чуткий не напоказ, он слушает отрешенно, будто не вникая, однако на моей памяти он ни разу не просчитался с оценкой выпадавших на нашу долю испытаний (за пределами спальни). Он понимал, когда рассмеяться, когда промолчать, когда утешить лаской, а когда просто выждать. Подобного понимания — не нарочитого, не дотошного, не тщеславного — я больше не встречала ни у кого. Предельная чуткость, по крайней мере по отношению ко мне.
— Здесь просится навес от солнца, — отмечает Бернардо, когда мы выходим на площадку у бассейна.
— Это солярий.
— Тем более. Нужна противоположность, как инь и ян — что-то тенистое, защищающее от солнца. Хотя бы дерево.
— С радостью огородила бы террасу плетеной изгородью — как у тебя, — ехидничаю я, — но здесь, в холмах, ветрено, в тени сразу мерзнешь. Поэтому и райские оливы я вопреки твоему совету сажать не стала.
— А зря, очень красиво бы смотрелось. — Бернардо смеется, поняв, что я его подкалываю. — Тут как раз не хватает чего-то серебристо-зеленого.