Перечитанные вчера письма — свидетельство нашей давней связи. Его присутствие, его близость, о которой я не забывала ни на минуту во время прогулки по саду и после возвращения домой, обладают необыкновенной силой, способной перенести меня в прошлое. В то самое прошлое, где Бернардо разрушил выстроенный мной в оборонительных целях образ жертвы и подтолкнул к переменам, я поняла, что способна искать удовлетворение, не терзаясь чувством вины, перешагнув моральный барьер. Неужели я преодолела эту преграду еще тогда? Я научилась руководствоваться иными критериями, отличными от тех, что управляли моими поступками прежде, научилась отдаваться желанию и выходить за рамки того несправедливого духовного, но не телесного единения, в котором мы существовали с Эсекьелем.
Если не дойду до утеса, можно считать, прогулка не удалась. Оттуда открывается вид на тонущую в туманной пучине густую зелень. Мысленно оправдав Бернардо после всех этих рассуждений, шлю ему эсэмэс: «Сегодня заедешь?» — заменив «сегодня вечером» на «сегодня», чтобы не быть превратно понятой. Мне кажется, я ему все-таки должна — если не развязку, то хотя бы объяснение. Через минуту приходит ответ: «Приеду в девять».
На тропинке, ведущей вниз, меня настигает видение: мелькающие передо мной крепкие икры Эсекьеля, будто я иду за ним и выше колен его фигура теряется в тумане. Обычно во время наших прогулок под этими молчаливыми деревьями я шла позади и болтала обо всем, что в голову придет. Делилась своими тревогами, спорила с воображаемыми оппонентами, рассказывала об идеях, навеянных пейзажем. Эсекьелю нравилось меня слушать. Он не поддакивал, не отвечал на задаваемые вслух вопросы воображаемому собеседнику, просто слушал не перебивая, и кажется, на поворотах тропинки я ловила улыбку на его лице. Его забавляло мое воодушевление и перфекционизм, мои необъявленные войны, мое упрямство.
Воспоминания переносят меня в постели наших первых лет: в соседнюю с комнатой его матери спальню, в квартиру на улице Росаль, куда мы переехали молодоженами… Он целует мою грудь, ласкает меня, а я озвучиваю происходящее вслух, довольно подробно, учитывая, в какой короткий срок приходится укладываться. «Ты ласкаешь меня, Эсекьель, покусываешь мои соски… ты раздвигаешь мне ноги, Эсекьель, я уже намокла, поласкай меня, войди, я хочу, чтобы ты вошел… сейчас ты войдешь, да, медленно, я тебя чувствую, да, ты входишь в меня… целиком, останься, останься внутри, Эсекьель, я хочу, чтобы ты кончил внутри, хочу почувствовать, как ты кончаешь…» И после его оргазма я продолжаю ласкать себя и выплескиваю свое наслаждение в крике, чтобы оно отпечаталось в памяти Эсекьеля.