— А как-же вывески? В Уасете же везде надписи на иероглифах. — спросил Диармайд.
— Ерунда, — махнул своей лапищей Замир, чёлка Луиджи колыхнулась как от взмаха опахалом, — в интернете уже давно можно всё найти. А раньше приходилось платить баснословные деньги за перевод. Мне ещё дедушка об этом рассказывал.
— Так вы парни что, приехали в университет поступать? Это правильно! В Уасете он лучший в стране. Я сам его выпускник, — горделиво ответил трактирщик.
— Нет, у нас пока-что нет таких денег. Мы вот устроились в гильдию охотников.
— А почему город выгладит таким старинным? — спросил Диармайд.
— Когда-то на его месте стоял Луксор. Город был уничтожен и на его руинах была построена столица. Эхнатон ненавидит всё современное, он словно насильно пытается затянуть нас в древность. Но время идёт и цивилизация проникает даже в этот, дышащий стариной город.
Замир оказался очень интересным собеседником. Они просидели в баре до вечера, и за всё время, Диармайд так и не открыл купленную книгу. Помещение понемногу стало заполняться, а амплитуда пошатывания головы Луиджи, становилась всё более размашистой. Он был мертвецки пьян.
Раздался грохот, дверь в бар открыли ударом ноги. Внутрь ввалилась группа подростков с золотыми значками на одежде. Вот есть моменты, когда ты сидишь, никого не трогаешь и тут бах, на тебя свалилась помойная куча. Диармайд сейчас, чувствовал примерно тоже самое.
Замир наклонился к Диармайду, так, чтобы его мог расслышать только он и сказал:
— Это руки фараона, будьте с ними поосторожнее.
Со слов Замира Диармайд уже знал, что знать в стране делится на два типа: уши фараона «Хабет», приближённые представители родов, которые лично слушают приказы Эхнатона и руки фараона «Айн», низшая знать, которая исполняет его волю.
— Пива мне! — заявил один из них, подошедший к стойке в опасной близости от Лу. Луиджи, конечно-же, сразу обратил внимание на привлекательных девчонок, в компании разодетых одногодок Диармайда.
— Чего пялишься, чернь! — оскалился на Луиджи один из них. Луиджи был пьян и выразил своё мнение блеванув тому прямо на его значок Айн, с изображением руки.
— Лу, мать твою, я понимаю, что ты уже дошёл до состояния, когда без слов можешь показать своё отношение к человеку, но всё же, — Диармайд, почему-то ожидал, что именно чем-то подобным всё и закончится.
Хохот трактирщика был похож на бухтение какого-то парового механизма. Весь зал притих, звучала только тихая восточная музыка.
Парень, на которого наблевал Луиджи, брезгливо сморщился и снял футболку. Высокий, почти на пол головы выше Диармайда, с развитой мускулатурой и татуировкой серпа, срезающего колосья пшеницы, он мотнул головой, закидывая длинные белые волосы назад. Тыкнув пальцем в Луиджи он сказал: