- Школа, спрашиваю, далеко? - повторил вопрос Пожарский.
- Метров триста, на въезде в село.
- Точно, - Пётр вспомнил, как они проезжали поздно вечером вчера двухэтажное здание, - Фома где?
- В школу и пошёл с петухами, - махнул на запад Коровин.
- В доме кто ещё?
- Жена и дочка, три дня как народилась, - расплылся в улыбке Силантий.
- Дверь заперта изнутри? - Коровин отпрянул, - Силантий, бегом дверь запри, и завали чем под руку попадётся. И пистоли мои принеси. Да и одежду, - Пожарский оглядел себя. Воевать собрался, в одних подштанниках. Позор.
Коровин успел. В дверь забарабанили.
- Отворяй, пся крев!
Пётр решил, что самое время начать переговоры.
- Чего надо, - выкрикнул он из разбитого окна.
- Отворяй, кажу, и замкний сен ты, быдлаку хамски!
Какой-то перебор. Пётр за шесть лет общения с Янеком Заброжским польску мову немного освоил и понял, что его сейчас обозвали "быдлом".
- Ещё раз спрашиваю, чего на... - Договорить он не успел. По окну выстрелили из пистоля и тот же противный голос снова заорал.
- Замкний сен, ты пердолоны в дупэ ты! Отворяй дрзви.
Ну, вот теперь ещё и засранцем обозвали. Бабах. Пётр целился в крикливого. Этот был в сером ермяке, а значит, не был тут главным. В ответ шарахнули, так шарахнули. Кто их воевать учил. Поди, все до единого выстрелили, и теперь оружие опять разряжено. Но проверять Пётр не стал. Да и не понадобилось. Раздались выстрелы из-за забора стадиона.
- Шляхтичи живыми нужны, - завопил он во всё горло.
Через десять минут, когда трупы отволокли в одну сторону, предварительно раздев до исподнего, а раненых и живых в другую, тоже раздев, мало ли, вдруг, кто кинжальчик припрятал, Пётр прошёлся перед пленными. Их осталось не много. Двое в красных жупанах были ранены и их сейчас перевязывали спецназовцы Бороды. Один же был невредим. Кроме этих троих было ещё трое раненых и двое просто сдавшихся. Ну, вот, а шуму было. Быдлом обзывали и засранцем. Не сдержанный на язык лях сейчас ответить за свои слова не мог, Пожарский не промахнулся, но ведь паны-то могут.
- Милош, спроси, кто тут главный, - попросил Пётр польского десятника.
Надо отдать им должное, весь польский десяток посчитал себя вершиловцами и в соотечественников стрелял без угрызения совести.
- Этот вот и есть. Это поветовый хорунжий Анжей Вельгурский. Он подчиняется каштеляну, в его обязанности входит организация посполитого рушения в повете, - после короткого разговора с единственным не раненым шляхтичем ткнул в того пальцем Барциковский.