Забыв, что он уже не главный прокурор, а всего лишь недавний заключенный нюрнбергской тюрьмы, Манфред Редер повысил голос, появились интонации, которыми он модулировал в зале имперского военного суда: Редер сделался удивительно похожим на свое давнее фото у гранитной трибуны во время фашистского митинга. Его лицо выражало такую же, как там, исступленную одержимость. Он вспыхнул и тут же погас, опять заговорил тихим, скрипучим голосом.
— Что касается обер-лейтенанта Харро Шульце-Бойзена, я всегда не переставал удивляться, как мог такой человек оказаться во главе организации, выступавшей против режима и против фюрера немецкого государства. Всем были известны связи его семьи с рейхсмаршалом Герингом. Господин Геринг лично приказал взять Шульце-Бойзена на службу в министерство военно-воздушного флота…
Редер сокрушенно закачал головой, он весь был в прошлом и видел в адвокате Круме человека, с которым может поделиться воспоминаниями.
— Но, как я слышал, — Крум перебил бывшего прокурора, — вы обвиняли подсудимых не только в государственной измене, обвиняли их в разврате, в бытовой нечистоплотности, в продажности и других аморальных делах?
— О да! — с готовностью подтвердил Редер. — Таковы были указания, так приказал фюрер. Заговорщиков надо было представить аморальными людьми, нарушавшими господни и человеческие законы… Не знаю, так ли это было, но какое это имеет значение! Большинство из них были семейными людьми. Тот же Шульце-Бойзен или Арвид Харнак. Их арестовали вместе с женами, которые также поплатились за свои преступления…
— Скажите, господин Редер, — спросил адвокат Крум, — а среди подсудимых были еще супружеские пары?
— Конечно!.. Кроме Харнака и Шульце-Бойзена были поэт Кукхоф и его жена фрау Маргарет, скульптор Курт Шумахер, супруги Коппи, семья Эмиля Хюбнера. Впрочем, это был уже старый, восьмидесятилетний человек…
— Ну, а супруги Герцель — Ингрид и Клаус? — Леонард Крум старался перевести разговор на то, ради чего он приехал к Манфреду Редеру. Его все больше раздражала самонадеянная болтовня бывшего прокурора.
— Нет… Я думал, что, может быть, вспомню… Знаете, в разговоре всегда одно цепляется за другое. Хорошо помню только тех, кого судили на первых процессах. Ведь многих судили и без моего участия. Я только наблюдал за ведением дела. На главных же процессах судили человек шестьдесят — семьдесят, может быть, несколько больше, точно не помню…
— И всех, кто сидел на скамье подсудимых, обвинили в связи с советской разведкой! Были для этого юридические доказательства? Вы же говорили, что многие даже не знали, что они были связаны с русскими…