— Именно, — сказал Ройтман. — Пользуйтесь, пока есть, кому лечить.
— Алексей Тихонович, Евгений Львович, я прошу вас. Мне трудно просить, но я прошу. Не трогайте мою депрессию. Не надо ее лечить. Мне так легче будет умереть. Я с каждым днем все больше хочу жить? Зачем вам это?
— Отличный препарат, — сказал Литвинов.
— Так он и недешевый! — улыбнулся Ройтман.
— За неделю такая положительная динамика! Женя, тогда еще неделю наращиваем дозу, а потом посмотрим. Анри, неприятных ощущений нет? Сухость во рту, сонливость, запоры?
— Сонливость, — сказал я. — Я, наконец, стал спать.
— Ну, вот и прекрасно! — сказал Литвинов.
— Господа, — вздохнул я. — Вы тратите на меня какую-то дорогущую отраву…
— Это не отрава. Препарат называется «тимол». Новейшая разработка, — заметил Ройтман.
— Ну, тимол, — вздохнул я. — Но зачем? Мне жить осталось в лучшем случае полгода.
— Так, еще раз, по пунктам, — сказал Литвинов. — Первое. Мы сделаем все, чтобы этого варварства не случилось. Второе. Здоровый человек лучше переносит стрессы, чем больной.
— Мне не нужно переносить этот стресс, — сказал я. — Мне главное продержаться эти полчаса, а потом уже неважно.
— И третье, — продолжил Литвинов, — здоровому человеку легче продержаться полчаса в условиях сильного стресса.
После этого разговора я временно оставил в покое катетер. Через неделю они уговорили меня пить таблетки.
— Большие дозы вам больше не нужны, — сказал Ройтман. — Это поддерживающая терапия. Хорошо бы было вам гулять не по часу после семи вечера, а по два часа в первой половине дня, на солнышке. Мы с Алексеем Тихоновичем просили для вас разрешение у начальника Центра, но нам отказали: «Почему убийца трехсот человек должен гулять два часа в день, а остальные — по часу?» «Потому что у него депрессия», — сказал Алексей Тихонович. «Тут у каждого второго депрессия!» Они ничего не понимают! Руководить Центром должен психолог, а не тюремщик!
Катетер, между тем, не сняли.
— Он нам еще пригодится, — сказал Литвинов.
Вскоре я понял, что параллельно с лечением депрессии они снимают кокаиновую зависимость. Не понять было трудно. Меня стали часто таскать под биопрограммер, и я все меньше вспоминал о наркотике. Наконец, я поймал себя на том, что вообще не помню, какие от него ощущения.
Я им совершенно сознательно не мешал, но тут, откровенно говоря, испугался.
— Евгений Львович, вы стираете мне память? — прямо спросил я.
— Кокаиновую? Да, стираем. Ничего страшного. Очень избирательно, очень осторожно, очень аккуратно. Убираем некоторые дендритные шипики и обрезаем отдельные дендриты, которые связывают воедино это совершенно не нужный вам контур пряника. Это надо сделать. Иначе никак.