– Мяуш, погоди. Прошу! Послушай меня! Да, это совсем поганые люди. И, очень может быть, что погаными и останутся навсегда. Они испортили твоё детство, и это ужасно! Но, сейчас у тебя совсем другая жизнь! Ты нужен! И не просто, а очень-очень! Я тебя очень люблю, и Василина и Олег с Диком. И ты хочешь нас всех бросить и потратить жизнь на месть этим людям? А они того стоят? Твоей жизни? И нашей радости? И твоих будущих говорящих котят? И Василины?
Мяун замер. Он всматривался в лицо Ани, а потом оглянулся на уже почти скрытый голыми ветвями деревьев дом.
– Я смотрел на них через окно, а они ругались, кричали друг на друга. Сын пришел, и они сразу начали ругаться. Это… Это так холодно! Они в таком ледяном холоде живут! – тихо проговорил Мяун.
– Они сами сделали себе свой холод. Оставь их, и забудь о них! Просто не вспоминай. Они уже сами себя наказали! Хуже, чем у них есть, ты им уже не сделаешь, даже если натравишь всех крыс района! – грустно сказала Аня. Она видела такое… Не важно, какая обстановка, и сколько она стоит, не важно, насколько свежий ремонт и какой вид из окна, и сколько градусов тепла в доме по градуснику. Но, если там не умеют любить, не берегут и не жалеют друг друга, и не умеют жалеть и любить окружающих, да, хотя бы взятого из прихоти молодого котика, то в таком доме всегда лютый холод!
– Мяун, не бросай меня, пожалуйста! Ты очень мне нужен! И я тебя люблю! – повторила Аня, а кот, с трудом отведя глаза от ненавистного дома, вдруг легко вздохнул и свернулся у неё на руках уютнейшим калачиком. И почувствовал, что согревается. Даже не от того, что к Ане прижался, а от её слов, от ощущения нужности. И ещё от того, что он любим!
Аня тут же расстегнула куртку и запахнула её поверх Мяуна. Для приятности и тепла.
– Знаешь, ты права. Они того не стоят, чтобы я ради них ещё портил вам жизнь, лишая вас своего общества! – важно заявил из-под куртки Мяун. А потом, гораздо тише, добавил, – И обездоливая себя. Пусть себе живут в своём морозе. Наверное, они и правда, сами себя наказали гораздо больше!
На столе было множество вкусных вещей! В розетке для варенья, стоящей около Мяуна благоухала на весь дом валерьянка, а Олег хмуро выяснял у Ани подробности случившегося.
– Не завидую я матери того придурка! – наконец сказал он. – Сынуля-то уже, небось, просчитал, что матушка его зажилась, стара стала. А чё? Старость не радость… А она всё живёт и живёт… И помирать не собирается, а ему-то это и непонятно. Вот и ярится. А матери его, тоже, наверняка, непонятно, что если уж кота можно мучить, да убить, просто потому что типа надоел-зажился, то ребенок, этому наученный, да выросший, и на неё саму эту науку запросто может перенести. Ладно, Мяун, прости этих идиотов, хотя бы ради себя! И забудь про них! Они не стоят ни твоих сил, ни памяти, ни эмоций! Аня права, они себя сами наказали, и будут в этом варится.