— Ох и серьезный, правда, и сам себя одевает.
— Да?
— Им в секции все дают: и костюмы, и обувку, и белье. Зарплата-то моя — только вынь да посмотри.
— Значит, вы довольны, что он спортсмен?
— А как же! Слава богу, при деле теперь. Я сначала боялась: может, дурака с Генкой валяют, ан нет. Нынче такой костюм дали ему после игры, чистошерстяной. Больших денег стоит, люди сказывают.
Она все говорила, говорила, а я смотрела на ее руки, темные, сморщенные. Они хоть и спокойно лежали на белой скатерти, но мелко, часто дрожали.
— А что, Саша последнее время много болеет? — спросила я.
— Болеет? Грех сказать, он у меня здоровенький. Только ныне горлом мается, ангины пристали. Ему уже велели после соревнований, в марте, идти на операцию, а то, слышь, сердце загонит.
Значит, все-таки хоть этот не врал и не прогуливал по пустякам.
Так все и тянулось в моем классе до ЧП.
Я вела урок в восьмом. Вдруг вбежала Светлана Сергеевна и оборвала объяснение на полуслове.
— Иди в свой класс, — сквозь зубы сказала она. — Там драка…
Я не помню, как влетела к своим ребятам. Учителя не было. Все толпились около Лайкина. Рыбкин загораживал его и монотонно повторял:
— А ну отойди, я кому говорю? А ну отойди, а то засвечу…
Лишь Политыко в одиночестве — Сапогова два дня не было — читал книгу.
Слезы стояли, не выливаясь, в круглых выпуклых глазах Любы.
— Ой, Марина Владимировна, что тут было!..
— В морду дать! — кричал обычно вялый и мягкий Валерка Пузиков. — Хватит нянчиться.
Я подошла к столу и постучала рукой:
— Долго будет этот концерт?
Через секунду у доски остался лишь красный взъерошенный Лайкин и такой же красный, но гладко причесанный Рыбкин.
Запыхавшись, ребята усаживались за парты. И хотя глаза их блестели, чувствовалось, что они уже выкипели.
— Что здесь произошло? — спросила я.
— Лайка стойку сделал, — сказал Рыбкин так безучастно, точно стойка самая естественная поза во время урока.
— Где стойку? Какую стойку?
— У доски. На физике сделал.
Губы Лайкина дрожали, но он горделиво вскинул голову.
— В общем, так, — вскочила Валя Барышенская, чуть задыхаясь от волнения. — Николай Ильич вызвал Лайку и стал в журнал смотреть. Лайка сделал стойку. Николай Ильич не заметил и велел отвечать. Тут Политыко и крикнул: «Так держать, Лайкин!» И Лайка ответил: «Есть так держать!» Николай Ильич схватился за сердце, и Люба побежала за врачом. И его увели.
Она рывком села.
— И Лайку бить хотели, — добавила Зайка Лезгина, накручивая лихорадочно косу на палец.
Ребята смотрели выжидательно, у Дробота ехидно поблескивали глазки.