Карин растянул губы в довольной ухмылке.
— Ага, — сказал многозначительно. — То есть что-то тут кроется? Очень интересно…
— Не твое дело, — буркнула я.
Прошла мимо, ожидая, что он опять меня остановит или толкнет, и уже готовясь отпрыгнуть в сторону и атаковать. Но Карин ничего не сделал и даже не сказал.
И я остановилась на пороге. Обернулась. Он молча смотрел на меня, зеленые глаза в сумраке неосвещенного зала по-кошачьи мерцали.
— Да, я Сантерн по крови, если тебя это интересует. И что? Что это меняет?
Выражение его лица не изменилось. Посмотрел, потом снова дернул плечом. Сказал без намека на ухмылку:
— Да ничего. Можешь не смотреть с угрозой, мне твои секреты даром не нужны. Я даже не буду спрашивать, почему ты в академии под другой фамилией.
Последнее чуть не заставило меня ухмыльнуться. Секреты ему мои не нужны, но почему я учусь как Тайсен, все же интересно. Ответила без прежнего напряжения:
— Ну и хорошо, потому что никакой такой глубокой тайны тут нет. — И не удержалась, чтобы не поддразнить его напоследок: — Но тебе я ее все равно не раскрою.
Карин чуть слышно фыркнул, глаза сузились и блеснули, выдавая любопытство. Я закрыла дверь снаружи, оставив его в одиночестве, и побежала к общежитию. На бегу улыбалась. А этот парень, кажется, ничего.
Если, конечно, сдержит слово и действительно никому не станет рассказывать.
Хена в тот день я видела еще несколько раз. Словно мир решил наверстать те две недели, которые я не могла его найти, и подсовывал на каждом шагу: в столовой, между лекциями, мельком в коридоре. При этом мы ни разу не перекинулись и словом: то не было времени — я спешила на лекцию, то он был в компании одногруппников, то меня поймал Вейс и расспрашивал, как идет учеба на факультете магии стихий. Прятаться от братьев становилось все сложнее, я даже старалась по возможности не общаться с сокурсниками, кроме Лидайи. Хорошо, что и Лас, и Вейс были загружены по горлышко и время на меня находили нечасто.
Дома тоже пока ничего не знали. Я написала матери коротенькое письмецо, что все хорошо, что добрались нормально, что старательно учусь и в академии мне нравится, — и через недельку пришел ответ, пропитанный горделивым «я же говорила». Прочитав его, только усмехнулась, так это все было похоже на мать: упорно настаивать на чем-либо, не слушая возражений, а потом даже не интересоваться, как будто ей был важен сам факт, что ее послушались. Так всю жизнь обстояло дело с моим обучением хорошим манерам и всему, что подобает знать девице из приличной семьи: я сбегала с уроков, пряталась от наставниц, и постепенно все сошло на нет. Только мать оставалась в уверенности, что делает все правильно. Может, и с академией так выйдет, и она не прознает до самого выпуска. Это было бы здорово.