– Это то, чего хотела бы твоя мама, – безжалостно повторяет эхо, но я знаю, это неправда.
Не раздумывая, я сбрасываю с ног старое одеяло и поднимаюсь, хватая одежду и обувь. Я жду, пока не окажусь по другую сторону двери, прежде чем надеть все и тихо спуститься по лестнице.
Мне нужно вернуться домой, я должна увидеть все своими глазами. Может быть, я найду какую-нибудь зацепку, которую упустил Данн.
Я спускаюсь в магазин, направляясь к двери. Я вернусь до рассвета. Они даже не узнают, что я уходила.
– Шай, – я замираю, когда слышу за спиной удивленный голос Фионы, – куда это ты собралась?
Я поворачиваюсь к Фионе и даже в тусклом свете вижу, что ее лицо заметно омрачено беспокойством. Не знаю, что ей сказать. Дни, проведенные в магазине, кажутся мне непроглядным туманом. Я словно брожу с завязанными глазами в шторм.
Фиона была единственным человеком, который удерживал мою голову над безжалостными волнами горя, угрожающими уничтожить меня. С моей стороны слишком эгоистично заставлять ее волноваться.
– Я… – я поднимаю голову, чтобы встретиться с ней взглядом, когда она подходит ближе, – я хотела увидеть свой дом.
Рыдание вырывается из моего горла, и Фиона обнимает меня, пока я даю волю слезам.
– Шай, – говорит она, нежно поглаживая мои растрепанные волосы, – тебе там нечего искать, кроме еще большего горя. Не наказывай себя так.
В темноте магазина она долго держит меня, прежде чем отпустить. Я вытираю глаза тыльной стороной ладони.
– Я чувствую себя такой бесполезной. Я этого не вынесу, – говорю я наконец, – в этом нет никакого смысла.
– Это понятно, – голос Фионы успокаивает. – Все это нелегко и несправедливо. Но ничто не может изменить произошедшего. Все, что ты можешь сделать, двигаться вперед.
Я чувствую укол негодования от ее слов. Кто-то входит в мой дом, убивает мою мать и исчезает, а я должна забыть об этом и жить дальше?
– Я не могу, – качаю я головой, – это еще не все. Есть человек, у которого была причина убить маму.
– Даже если это было бы правдой, разве это не еще одна причина не ввязываться? Ты должна быть благодарна, что осталась жива.
Я смотрю на нее, и меня охватывает холод.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ничего, – быстро отвечает она, – я рада, что ты в безопасности, вот и все, и хочу, чтобы так и оставалось.
– Ты думаешь, что проклятие на нашей семье реально, не так ли? – мой голос повышается.
– Шай, успокойся. Я ничего такого не говорю…
– Не говоришь? А что, если это случилось бы с твоей матерью? – я никогда раньше не повышала голос на Фиону. Разочарование и чувство вины скручиваются внутри, терзая сердце.