– Давайте без чинов, Александр Павлович, – Модест Сергеевич, профессор кафедры гистоморфологии[61] и анатомии Военно-медицинской академии, возвращаюсь домой, – в свою очередь, представился «статский генерал».
Он достал то, что у меня сразу вызвало ассоциации со словом «поставец», и то, что я первоначально принял за баул: своего рода походный буфет, где нашлась серебряная фляжечка с серебряными же стопочками и всяческие закуски и закусочки в серебряных же судках. Там же были приборы на двоих и накрахмаленные салфетки.
Удобно расположив все это великолепие на скатерке, покрыв ею плоскую крышку баула (столика в купе было не предусмотрено), мы выпили за знакомство, потом за дорогу, потом еще за что-то под неодобрительные взгляды аристократических соседей из купе напротив. Но коньячок был хорош, закусочки тоже, хотя как-то не принято коньяк ничем закусывать, так что маринованные и соленые грибки подошли бы более под водочку вместе с расстегайчиками[62] с разнообразной начинкой. Может, в этом и таилась неприязнь чопорных аристократов, сидящих напротив, к нашей пирушке. А чем еще прикажете в дороге заниматься? «Превосходительство», разомлев, было и соседям напротив предложил присоединиться к нам, на что они надменно отказались с таким видом, будто профессор предложил им отведать жареную лягушку. Хотя, может, аристократы, они более лягушек уважают, а у нас так даже простых устриц не было…
Одним словом, толстяк оказался простым и радушным, и я уже поблагодарил судьбу, что не еду с каким-нибудь напыщенным «фон бароном».
– Любезнейший Александр Павлович, вот вы – юрист, судя по всему, преуспевающий, раз в первом классе путешествуете, – слегка заплетающимся языком вещал «его превосходительство». – А известно ли вам, сколько расплодилось шарлатанов, лечащих электричеством? И многих ли из них осудили?
– Модест Сергеевич, я уже года два как оставил практику, – ответил я, – но, смею предположить, что ни одного.
– Верно, расплодилось шарлатанов, месмеризм всякий, гипнотизм, – с неожиданной злостью в голосе произнес только что еще пьяненький и добродушный «превосходительство», – несчастные больные им верят, а потом к нам пожалте, в анатомический театр. И все при полном попустительстве властей… А вы чем, Александр Павлович, хлеб свой насущный зарабатываете? – тоном допрашивающего жандарма произнес толстяк. – Или богатые родители обеспечивают, раз по специальности не работаете?
– Нет у меня богатых родителей, – пытался защищаться я от наскока внезапно впавшего в гневливость профессора, – я зарабатываю наукой.