Круглые голубые глаза Символиста вылезли из орбит, как-будто он был в полном изумлении от чудовищной безнравственности и жестокости палачей-мучителей Камбоджи, которые превратили интимные отношения в пытку и в средство для умножения населения. Он прошептал:
— Наше правительство их уважает и называет “патриотами Камбоджи. Поняла?
В то время в СССР купить одежду, которая стоила разумную цену и подходила вам по размеру, было просто невозможно. Существовал черный рынок. Цены на нём были фантастические. Импортные американские джинсы Levys Straus стоили 150 рублей, два месяца минимальной зарплаты в СССР в семидесятые годы. Символист посмотрел на меня и спросил:
— Кто может позволить себе такую дорогую одежду?
И сам же ответил:
— Разве что внук Серго Орджоникидзе или Николая Подгорного, наших дорогих партийных деятелей! Всё для блага народа!
Довольно быстро я выяснила, что всего неделю назад мой новый друг был выписан из «Соловьевки» — известного государственного психиатрического учреждения в старой части Москвы, где примерно год назад находился мой брат. Больница была недалеко от старого крематория на Донской улице. Странно было и то, что после отбытия срока в «Соловьевке» и трагической смерти, моего душевнобольного брата кремировали именно в этом крематории. Я вспомнила его госпитализацию. У меня в голове пронеслись дни посещения. Мой брат выглядел так, как будто он действительно был психически болен. Он был одет в мутные синие атласные пижамные штаны, ходил босиком и постоянно оглядывался. Он отказался надеть больничные тапочки. Он боялся грибка на ногтях и ходил босиком. За непослушание ему вкололи сульфазин в четыре точки и он хромал. Кроме того он подвергался инсулиновым шокам, после которых он был вялым и апатичным. С нами он особенно не разговаривал, просто сидел и смотрел в пол. Моя мама принесла для него тапочки из дома, но персонал психушки наотрез отказался их принять. Брат совсем перестал шутить, стал замкнутым и подозрительным.
Я представила Символиста в психушке. Я спросила его:
— Как ты там выживаешь?
Символист пожал плечами:
— Главное не падать духом. Будем надеяться, что я доживу то восемнадцати, стану совершеннолетним и, может, к тому времени знаменитым художником. Тогда все они пойдут к чёрту! Знаменитого художника не так просто упрятать. В данный момент меня могут упечь в любое время, особенно мои родственники. У них беспредельные полномочия. Они, конечно же, испль-зуют это преимущество в хвост и в гриву.
Потом он заржал как лошадь и стал прыгать на диване, подлетая почти что к потолку.