К восторгу Игната, сын полностью с ним согласился. И тут было самое время спросить про Совку.
— За что ты меня тогда уздой отхлестал? — издалека начал Федор.
— Как — за что? — удивился Игнат. — Быстро забыл! — засмеялся он, не отрывая взгляда от больших звезд на погонах, которые ему, хоть ты что делай, казались генеральскими!
— Так за что же все-таки? — переспросил Федор веселым голосом.
— За пшеницу, а за что еще, — уверенно проговорил старик. — За потраву, — уточнил он и гордо посмотрел на сына: мол, отмутузил тебя — и не жалею! И говорил, и смотрел он так, будто Федины коровы зашли в потраву не тринадцать лет назад, а вчера или позавчера.
— Ты ведь, отец, сначала оштрафовал меня на пятнадцать трудодней!
Каждое слово Федор произносил так, будто его тогда не оштрафовали, а премию получил, и не маленькую, да еще на почетную доску занесли!
Игнат восхитился:
— Ты посмотри, Савельевна, он даже помнит на сколько! Ну, молодец!
— Да хватит вам об этом, — счастливым голосом проговорила Аграфена, сама начинавшая верить, что уздечка и в самом деле оказалась золотой. Но она все равно боялась, как бы разговор не пошел в ненужную сторону — уж Игната она знала! Да и Федю, хоть и не видела тринадцать лет, тоже знала: копия отец!
— Я ведь что хочу сказать, — продолжал подступаться к своей теме Федор. — За потраву ты меня оштрафовал и второй раз наказывать не стал бы…
— Почему не стал бы? — разошелся дед Игнат. — Заработал — получай! А как же? От отцовой руки никогда худо не будет, — совсем расхвастался Игнат. Ему и впрямь казалось: он, а кто еще, сделал Федю майором!
— Ты всегда был справедливым, — настаивал на своем Федор, — а в тот раз…
— Не забывай, — мигом нашлось у Игната оправдание, — сорок второй год шел.
— Хитришь, отец!
И они от всей души — сначала отец, а потом и сын — расхохотались.
Глядя на них, разулыбалась Аграфена.
— В чем моя хитрость? — всем на свете довольный, спросил Игнат.
Федор не мог понять, для чего отец упорствует, какая ему корысть в этом. Зачем скрывать то, что было? Показывать, как защищал колхозное добро, Игнату не надо — об этом и так все знали, потому и простили его тогда Корольковы, не выгнали со свадьбы.
— Ты на меня за Совку рассердился…
— За букет, — уточнил Игнат. — Цветы должен был Витя принести, ты уж был ни при чем.
Федор видел: отец уходит от разговора о Совке, и он даже радовался за отца, что упорства в нем сколько было, столько и осталось. Значит, поживет еще!
— Вы что-то скрываете… Что с ней? — спросил Федор и вместе со стулом подвинулся к матери.
Старик сделал то же самое.