Я и рассказал немного. Уже стало совсем темно, только свет десятка свечей и одной лампы еле-еле пробивался сквозь сумерки, а Щелкалов всё слушал. И лишь когда закричала какая-то ночная птица, он повернулся ко мне и сказал голосом, потерявшим былую стужу:
– Ступай, княже. Петька тебя отведёт. И благодарю тебя за дары твои.
Да, подумал я. Как говорят швабы, не поругал – значит, похвалил. Похоже, для этого Громыко местного розлива примерно так же.
Будучи ребенком, я не раз прислуживал в церкви, даже тогда, когда к нам приезжал епископ или сам митрополит, глава Русской Православной Церкви Заграницей. А вот патриарха я не видел еще никогда и, если честно, немного побаивался.
Около полудня послышался возглас с улицы:
– Едет!
И Борис, и его рынды, и прочие бояре, и я высыпали на улицу. В деревню въехали три возка без особых украшений, кроме крупных православных крестов на боках. Они подъехали к храму Живоначальной Троицы, что в Больших Вязёмах, и из них сначала вышли монахи. Один из них подошёл к среднему возку, приставил ступеньку, открыл дверь, и помог патриарху выйти.
Если Борис Годунов был человеком по нашим понятиям относительно молодым, сорока восьми лет, то патриарх Иов был стариком даже по меркам двадцатого века. По разным сведениям, ему было то ли семьдесят один год, то ли семьдесят пять. Высокий для Руси рубежа 16 и 17 веков, прямой, седоволосый и седобородый, он казался древним подвижником.
Сначала патриарх отслужил литургию в храме. Когда перед службой я подошел к нему за благословением, он посмотрел на меня и сказал:
– А ты, юноша, вижу, прислужником был. Хочешь со мной послужить?
И откуда он про это узнал? Пришлось впервые с двенадцати лет надевать стихарь и прислуживать Патриарху и иеродьякону Иоанну, приехавшему с ним. К счастью, в алтаре было еще пять монахов, и я был лишь шестым прислужником, так что я очень уж больших ошибок не сделал, даже если учесть, что некоторые нюансы службы после реформ Никона достаточно сильно изменились.
После службы, когда я брал благословение, чтобы снять стихарь, он мне сказал:
– Пойдем побеседуем перед трапезой.
И мы присели в пономарке храма. Иов посмотрел на меня и улыбнулся:
– Много я про тебя слышал. И что вы антихристы, и что вы сектанты, и что вы продали душу нечистому… Все это неправда – я вижу, что вы наши, православные и русские, а что креститесь по-другому, так это не страшно. Приди ко мне на исповедь двадцать первого июня, в Успенском соборе; там есть где уединиться, ведь то, в чем ты исповедуешься, будет не для всех, и не нужно, чтобы хоть кто-нибудь случайно подслушал хоть слово. И обязательно начни готовиться с завтрашнего дня, чтобы причаститься двадцать второго. Да, и твои люди пусть идут на исповедь и причастие.