Другие помещения «дворца» были поскромнее – в окнах были лишь ставни, через щели в которых дуло, а вместо кроватей были деревянные топчаны с соломой вместо матрасов. Пахло какой-то гадостью от клопов, которая, как оказалось, была у нас в наборе. На этаже были и внутренние комнаты с запирающейся снаружи дверью. В одну из них мы поместили епископа и того самого толстого монаха, оказавшимся личным его святейшества прислужником, а оставшихся солдат затолкали в подвалы вместе с их хорунжим. Петра и Гедеона мы оставили внизу, в подвале у головы.
После обильного ужина, я лег спать, но только я заснул, как меня разбудили вопли. Я вскочил и открыл окно – все эти звуки доносились из посада. Я быстро оделся, взял десяток измайловцев и поскакал с ними вниз, по крутой дороге, каким-то чудом не сломав себе шею.
На рыночной площади я увидел, что к столбам были приторочены двое, а один из священников, еле стоя перед ними и держась за помост, выговаривал собравшейся толпе, у многих из которых были факелы:
– Не берите грех на душу, православные! Нехай их судит сам государь. Ведь повязал их князь, он и пообещал отдать их царю.
Я узнал отца Иринея и подошел к нему под благословение, затем спросил:
– Честный отче, что здесь произошло?
– Спалить папистов хотели люди. Разбудили меня их крики, я встал с постели, накинул подрясник и отправился к народу, дабы защитить его от страшного греха.
– Так, народ. Расходимся, – крикнул я.
– Так ведь они хотели наших святых отцов спалить… – промямлил кто-то.
– Они хотели. Но мы не ляхи, мы православные, – сказал я.
Обоих католиков мои ребята отвязали, но оказалось, что первый из них – иезуит Петр – был избит до такой степени, что уже был мертв. Другой же, униат Гедеон, тоже был близок к смерти. Он взмолился:
– Господине…
– Князь се, мордерцо[20] – важно поправил его голова, откуда ни возьмись, нарисовавшийся рядом. У меня сложилось впечатление, что именно он верховодил линчевателями, но я ничего не сказал.
– Княже светлый, будь ласка, позволь отцу Иринею исповедовать меня… А потом желаю с тобой переговорить.
Я посмотрел на отца Иринея, тот кивнул:
– Прикажи отвести нас в покой, где я лежал – там больше никого немае, иных иереев и диаконов отнесли в их дома.
Мои ребята унесли Гедеона, а я придерживал храброго батюшку, который с трудом ковылял; как он сумел так быстро выбраться к народу и встать между ними и их потенциальными жертвами, я даже не знаю.
Опершись на столик и положив на него Евангелие и крест, предоставленные головой, он строго посмотрел на меня, и я ретировался. Голова угостил меня взваром из ягод и, потупив глаза, промямлил: