– Светлейший княже, не гневайся на нас. Не могли мы простить латинянам, что они наших батюшек сжечь хотели.
– Ладно, – вздохнул я. – Но помните, вы теперь – Русь, и негоже творити таковое. На татей есть суд. Добро?
– Добро, княже! – ответил тот, причем в голосе его я явственно услышал облегчение.
Где-то полчаса мы сидели и ждали, потом отец Иреней вышел к нам:
– Батюшко, тебе же лежать надобно, – бросился к нему голова.
– Надобно-то надобно, но нет у тебя другого ложа? На том сейчас Гедеон.
– Есть, как же нет!
– А ты, княже, – повернулся ко мне отец Ириней, – ступай к Гедеону, просил он вельми.
Гедеон рассказал мне многое. Был он секретарем у епископа Львовского, которого тоже звали Гедеон. И, когда тот принял унию, то отец Гедеон с радостью присоединился. Затем, по благословению своего епископа, он стал переводчиком у отца Петра Скарги, который ездил по Белой и Чёрной Руси[21] и требовал, чтобы тамошние священники присоединялись к Унии. Согласились очень немногие, поэтому скоро отец Пётр начал лишать «схизматиков» сана и помещать под арест, церкви же отбирались в пользу унии. После поражения Речи Посполитой в Посеймье в девяносто восьмом году было решено временно прекратить насильственное отчуждение церквей и перейти к тактике увещевания. Но, кроме приходов, принявших унию в самом начале либо отчужденных силой, ни один приход в зоне ответственности отца Петра не присоединился к Греко-Католической церкви.
Этим летом насильственные захваты возобновились, но не раз и не два Скарге приходилось уносить ноги от разъяренного местного населения[22]. И, наконец, когда в Варшаве возникла уверенность в том, что Чернигов и Северские земли удастся захватить без проблем, Скарга решил действовать самыми радикальными мерами, вплоть до объявления противников унии еретиками и казни их. И Любеч должен был стать первым полигоном для опробования этой тактики.
– Понятно. А зачем вы попросили отца Иринея об исповеди?
– Грешник я страшный, княже. Если не выживу, то пусть хоть предстану перед Господом исповедовавшимся.
– А если выживете?
– Супруга моя, матушка Епифания, умерла сразу после того, как я принял унию – некоторые говорят, от горя. Детей у нас так и не народилось. Поэтому желал бы постричься в монахи, грехи свои отмаливать. Если суд не повелит меня казнить.
Когда я вышел, голова передал мне, что меня просит зайти к нему отец Ириней. Тот лежал в кровати, но, увидев меня, с трудом присел и попробовал изобразить поклон. Я приложился к его руке и сказал:
– Батюшка, вы хотели меня видеть?
– Да, сын мой. Прошу тебя, скажи государю – нехай дозволит Гедеону постричься в монахи. Верю я, что мы спасли душу православную.