— Нас все чураются, — сказал он. — Люди не хотят ни нашего хлеба, ни нашей воды. Кто может вынести такую обиду? Я не могу. Завтра же сяду на трактор и пропашу борозду до самого моря. Картуз сниму.
Тогда Маджурин, которому он только что помешал выступить, заговорил с неменьшим жаром. Сколько раз он видел смерть? Бабка Карталка спасла его щекоткой. Тогда бы погиб просто шмат мяса. Потом случилось такое, что свет стал ему не мил, и он ушел бы из него ни за понюх табака, если бы его не уберегла Стана. Он нашел ее глазами в толпе и поклонился, упершись локтем в бок Ивайло. Но не всегда женское сердце выдерживало, и тогда приходили товарищи: «Встань, Маджурин, подними голову!» Он замолчал и уставился в пол. В наступившей тишине надел очки, зацепил их за уши навощенной ниткой и начал зачитывать какие-то цифры, не отрывая глаз от кривых строчек в записной книжке. По его расчетам выходило, что уже на третий год рассадник в верхнем течении Бандерицы станет надежным подспорьем старому сад.
— Без боли не обойдется, — сказал Маджурин, — но рана будет небольшая. До кости не дойдет. Матерям не придется оплакивать нас!
Он бросил короткий взгляд на толпу. Маджурин не торопил людей с решением: воз еще не сдвинут с места, а ему было хорошо известно, что вера в голое слово вредна, что в случае беды она порождает безверие. Он молча ждал, стоя у трибуны между Николой Керановым и Ивайло Радуловым. Он чувствовал, как улыбка прогоняет мраке его лица. Толпа уставилась на его улыбку, и Керанов понял, что слова Милки нашли почву в выкладках Маджурина и уже оказывают плодотворное воздействие.
— Есть еще желающие? — выкрикнул инженер Никола Керанов, приставив ладонь ко лбу, словно сквозь марево вглядывался в даль летним днем.
Взгляд Маджурина задержался на Милке. Он увидел молчаливую благодарность на ее лице, обрамленном струями волос в отблесках синего платья. «Не смог я спасти ее отца. А ей заплатил долг сполна»… Он почувствовал, что глазам его становится горячо.
Наконец-то ожидания Милки сбылись: слова ее, упавшие, словно зерно, в мягкую почву, разрушили стену молчания сельчан. В зале вспыхивали препирательства, которые то разгорались, то затухали, как огонь, занявшийся на стерне. Предположение, что они покинут свой край, разлетелось в прах. Действительно, в последние годы люди начали думать, что жизнь в этих краях исчерпала себя, раз над деревьями сада повисла погибель, раз обезлюдели Тополка и Ерусалимско, раз выползли наверх Асаров, Перо, Марчев, Марин Костелов, Гачо Танасков, раз забурлила вода и выросло живое дерево в доме инженера Брукса. Им казалось, что акация Брукса, бывшего Бочо Трещотки, ломает полы их домов и разносит жизнь в щепки. А вот оказывается, что даже на самом малом клочке земли всегда будут жить человеческие души.