Через год в их районе появился Иван Куличев — Эмил. Власти уже вылавливали коммунистов и ремсовцев, сажали их в тюрьмы и концентрационные лагеря. Сотня молодых сельчан, ремесленников, гимназистов и студентов ушла в подполье. Так родился — вы, может быть, слышали об этом — шестой отряд. Зимой отряд не предпринял ни одного боевого выступления. На юге появились крупные армейские соединения — знаменитый «прикрывающий фронт». Юг потерял свои извечные приметы: странный треск Мучуковых камней; таинственный шепот ветра, загадочный двухтактный рокот турецкой мельницы; языческое звяканье колокольцев ряженых — «кукеров»; печальное блеяние овец ранней весной; рев осла в безветренный жаркий полдень — все заглохло в топоте сапог, шуме оркестров. В Янице расположился полк и жандармский взвод под командой поручика Бутурана, вчерашнего фельдфебеля. Многие единомышленники Ивана Куличева попрятались по домам. Пять-шесть горячих голов в отряде предлагали наказать изменников, расправиться с ними, но штаб воспротивился: никакие они не предатели, а просто запутавшиеся, растерявшиеся люди; плохи они или хороши, эти люди — наши, кто откроет им глаза, кроме нас, коммунистов? Отряд действовал на равнине, в окружении армейских и жандармских рот. Ему не следовало расти — он потерял бы маневренность. Как только его подразделения укрупнялись, штаб формировал из них несколько боевых групп и переправлял их в партизанские отряды, действовавшие в горах Стара-Планины и Средна-Горы. Эмил вызвался с помощью Николы Керанова подобрать связных-«ятаков» в Янице, и выбор пал на Михо.
Как-то зимним утром в канун рождества Михо и Никола Керанов отправились к новозагорскому шоссе. Там, возле села Гердел, в скирде соломы их ждал Эмил. Они полдня бродили по глубокому снегу, заходили вроде бы по делу то в чабанскую кошару, то на паровую мельницу, и так запутали следы, что никому бы и в голову не пришло искать их под селом Гердел. Подойдя к скирдам, залитым лучами зимнего солнца, Керанов, делая вид, что зовет заблудившуюся козу, позвал:
— Белка, Белка, Белка!
Они с минуту подождали, потом замели следы на снегу, нашли лаз и, замаскировав его, поползли по проделанному в скирде проходу. Вскоре они очутились в гнезде величиной с чабанскую хатку. Полная темнота сменилась синим сумраком.
— Сюда, сюда, — услышали они голос Эмила.
Эмил, который два дня голодным скитался по сугробам, услышав условный сигнал, почувствовал, что жив. Сквозь запотевшие стекла очков он увидел двух молодых мужчин. Вид плотных плечей Керанова придал ему уверенности. За Керановым полз Михо Кехайов в смушковой шапке. Бывший подмастерье столяра, став главой семьи, слегка раздобрел, в глазах светилось довольство зажиточного мужика. Они принесли в гнездо деревенские запахи. Эмил представил себе заснеженные дворы; мужики в полушубках и рукавицах разгребают лопатами снег, девушки и парни на улицах играют в снежки; пожилые женщины в тепле при свете керосиновых ламп, поставленных на перевернутые вверх дном жестяные миски, прядут, лакомясь воздушной кукурузой; из корчмы тянет запахом жареного мяса, слышится звон стеклянной посуды… В душе Эмила — человека, добровольно посвятившего себя большому делу, — не было сожаления.