Через пять дней комиссия, созданная по указанию окружного центра, доказала полную невиновность Керанова, но сочла неудобным, чтобы он оставался на посту председателя хозяйства. Его просьба, изложенная в заявлении недели две тому назад, была удовлетворена.
Керанов был огорчен, но успокаивал себя верой в то, что Кехайов вытащит застрявшую телегу хозяйства. Ждал, что Андон перекроит фонды, уменьшит личные доходы, но воссевший на престол новый председатель, жаждавший уважения, выбрал другое направление: увеличил нажим на природу. В хозяйстве ввели высокую обрезку, оставляли на деревьях втрое больше почек, выжимая из земли огромное количество плодов. Кехайов отнюдь не ограничил личные доходы — они даже возросли — и при этом ухитрялся увеличивать неделимые фонды. Жизнь как будто вступила в естественное русло, но в сущности люди, у которых аппетиты разгорались, не подозревали, что деревья скоро высохнут, земля истощится, и труд вместо радости обернется остервенением.
Керанов перестал бить в клепало по утрам и, уверенный в своей правоте, а еще потому, что не был ославлен мерзавцем, как при посланцах, начал в ремонтной мастерской, на площади и в пивной клеймить Андона Кехайова. Он ожидал, что своим озлоблением возбудит гнев против Андона, но голос его оставался без ответа, и он понял, что погрязает в бесплодной желчности человека, отлученного от людей. В селе поднимались двухэтажные дома, на крышах вырос густой лес антенн, по улицам и дворам заурчали легковые автомобили. Сельчане, которые в эпоху посланцев смотрели на керановский аскетизм с боязливым почтением, теперь видели в его бедности неумение устроить свою жизнь. И не желали слушать поучений от человека, который неспособен справиться с собственными делами. Он понял, что пропадет, если не перестанет думать о своей беде, нужно было убаюкать свои мысли — пусть дремлют, как озимая пшеница под снегом. Он нашел себе отдушину. Перекопал двор, оставив только узенькие тропки к улице, к дому и навесам для скота. Вместе с женой возил на тележке навоз, таскал домой куски полиэтиленовой пленки, семена овощей, саженцы редких для округи деревьев: смоквы, граната, груш-караманок, ранних яблонь. Они нашли в овраге брошенный насос и притащили его домой. Керанов вырыл колодец глубиной двадцать метров, и в глубокую яму начала стекаться вода из соседних водоемов. Люди приходили к нему за водой. Он с удовольствием оказывал услуги: качал воду из колодца и по канавкам пускал ее во дворы соседей. Сельчане начали поговаривать, что Никола Керанов не какой-нибудь босяк, что еще в пору «Аспермара» деньги сами шли к нему в руки, но, видно, он искал на этой земле богатств попрочнее. В первый же сезон семья Керанова, пропахшая навозом и усталостью, выручила за ранние овощи десять тысяч чистоганом. А когда подоспело время фруктов и редкие плоды не встретили конкуренции на воскресных базарах в окрестных городках, доходы выросли еще больше. По весне он покупал коз за бесценок, зимой продавал кожи и вяленое мясо, что позволяло ему класть на книжку еще тысяч по десять в год. Теперь он жил в двухэтажном доме, разъезжал на машине. Звон клепала продолжал тихо отдаваться в груди, словно ослиный колоколец в мглистом овраге. Он перекапывал двор, поливал землю, а жена его сновала по югу на муле, нагруженном двумя огромными корзинами, и таскала в дом кучи денег. Ее тело аппетитно закруглилось, короткая шея потолстела, она ходила зимой и летом в одном и том же мятом платке. Порой клепало вдруг начинало слишком сильно бить в висках, и он заглушал этот звук жирным хрустом лопаты, вонзаемой в землю. Время от времени поддерживал дремавшую мысль руганью по адресу жены. Подкармливал комбикормом шесть форелей в верхнем течении Бандерицы.