Да, я сразу узнал Егора Павловича… Он встал, низенький, сказал: «Здравия желаю, товарищ гвардии лейтенант…» — и засмеялся.
Офицер для поручений… Офицер для поручений командарма-семь. Командующего Седьмой ударной армией генерал-полковника Никишова. Это же я офицер для поручений, это же я… Нет, так не должно быть. Только утром в блиндаже я говорил, что никогда не видел командарма, и вдруг… «Товарища лейтенанта… Срочно!» И я иду к Савину и вижу… Я напишу маме. Я — как Петька при Чапаеве, напишу, мама поймет… Цензура ведь зачеркнет, если написать — «офицер для поручений». А если командарм посмотрит на меня и…
— Да ты что сапог не жалеешь, начальник?
Марков вздрогнул. Егор Павлович, засмеявшись, покачал головой:
— Солнышком, что ль, тебя припекло, Сева? Ты чего прямиком по лужам жаришь? — Егор Павлович почти кричал: танки были в тридцати шагах.
Щепотно переступая сапогами по краю лужи, Егор Павлович выбрался на протаявшую полосу земли в щетинке прошлогодней травы, зашагал к перекрестку.
— Э-эй, золотиночка! Отдохни-и! — крикнул он, останавливаясь у края шоссе, в пяти шагах от регулировщицы. — Землячка!
Регулировщица оглянулась. Марков, улыбаясь, смотрел на нее, но не различал лица — за низенькой фигуркой девушки стояло солнце.
— Перекури службу, золотиночка! — крикнул Егор Павлович, пятясь от грохочущего шоссе. Марков стал рядом с ним.
— Реву-то, а? — закричал Егор Павлович, поднимая веселое лицо к Маркову. — Гитлер капут! По всем дорогам танки жмут, силища!
Они смотрели, как регулировщица, повернувшись к закату спиной, погрозила пальцем очередному танку, набегающему на нее, и быстрой девичьей побежкой юркнула перед самым носом танка, из открытого люка которого сейчас же выглянула голова водителя в черном шлеме, мелькнули его белые зубы, и танк прокатил мимо…
Регулировщица перебежала через кювет. Подняла к Маркову худенькое лицо, такое смуглое, что глаза казались совсем светлыми, щеголевато пристукнула каблуками кирзовых сапог, смуглая ладонь дернулась к шапке-ушанке…
— Да ты закоптилась вся! — засмеялся Егор Павлович. — Ах черт те дери, золотиночка, вся чернущая ж ты, ага!
Регулировщица смешно замотала головой, показала пальцем правой руки на ухо, было видно, что она смеется, но смех не был слышен…
— Оглохла-а! Не слышу!
— Перекурим это дело, — сказал Егор Павлович, достал из кармана куртки оловянный портсигар.
— Спасибо! Не курю!
— Ты скажи, Сева, какая девчуха славная! Тамбовская, ты нас запусти в танки, а?
— Москвичка я!
— Ай, батюшки!
— В колонну нельзя! Не могу!
— Это нам-то, золотиночка?