— Закройся, темнота рязанская…
— Тихо, братцы…
Евсеев опять подвинул фонарь на столе.
— Нет других предложений?.. Слово предоставляется командующему Седьмой ударной армией генерал-полковнику Никишову Сергею Васильевичу…
Евсеев внушительно кашлянул, сел. Солдаты пошуршали соломой, устраиваясь поудобнее.
Никишов вышел на шаг перед столом, медленно расстегнул пуговицы бекеши, снял папаху.
— Ваш уважаемый парторг… мой друг Иван Иванович оказал мне честь, пригласив принять участие в работе вашего собрания… Доклада делать не буду, а вот поговорить с вами, товарищи, мне очень нужно… Могу сказать, что сегодня весь высший командный состав армии выехал в части, к коммунистам и комсомольцам, на такие же собрания, как наше… И вот почему. Мы — на немецкой земле. Понятно, что это обстоятельство не только радостное, гордое для каждого из нас, для всего нашего народа. Оно, это обстоятельство, совершенно по-новому ставит перед нами вопрос: как воевать?
И здесь подразумеваю не воинское мастерство — в нем мы сильны сегодня, а завтра будем еще сильнее. Жизнь ставит перед нами иную, более глубокую проблему — мы и немцы. Не те немцы, что носят шинели, а их отцы и матери, дети и внуки…
Думаю, ясно, что первыми ответ на эту проблему исторического значения должны дать коммунисты. Ответим правильно, — значит, нам легче будет бить немца в шинели. Ошибемся — вдвойне, втройне укрепим силы немца в шинели, вынудим его сражаться до последнего вздоха… а немец — солдат злой, это вы не хуже меня знаете.
Никишов помолчал.
— Мы с вами вершим сегодня историю… А ее суть сегодня такова, что мы, советские люда, защищаем будущее немецкого народа, а те, кто дерется против нас, губят это будущее.
Мы пришли из страны, где человек человеку — друг. И самый верный, самый надежный друг — коммунист… А что такое коммунист? Каждый в душе по-своему отвечает на этот вопрос… Все мы, конечно, помним формулировку в Уставе партии большевиков, но не об этом сейчас говорю. Вот, извините уж, скажу о себе… В сорок третьем году разжаловали полковника Никишова до рядового…
Пошуршали солдаты соломой, и все стихло.
— Вот Николай Николаевич Борзов сидит. Мы с ним под Ладогой как в раю жили, помнишь, Николаич?..
— Так точно, товарищ командующий, — тихо сказал Борзов.
— Ну что ж. Лежу на нарах в блиндаже… Думаю… Народ, партия воюют, а я, коммунист Никишов, на обочине? Отсыпаюсь на нарах? Виноват или не виноват ты, коммунист Никишов? Решил — нет, не виноват. Буду выполнять свой долг, как умею, как учила партия, как учил отец, большевик, знавший Владимира Ильича. Ну, а полковничьи погоны… что ж, полковников в армии и без меня хватит… Главное я сберег — чистую совесть. Без чистой совести жить не хочу.