Вот и отвечаю на вопрос, о котором говорил: коммунист — это человек, который может жить только тогда, когда у него чистая совесть и слова «Родина», «Россия», «партия» он имеет право говорить полным голосом…
Нет сейчас звания почетнее, чем коммунист — русский, советский коммунист. Мы вот сидим в немецком сарайчике, а ведь от нас зависит вся будущая история человечества, товарищи… Сотни поколений будут жить после нас на земле, а наше поколение главным поколением так и останется навечно. Убьем фашизм — будет человечество жить, не убьем — погибнет.
И может ли сегодня, завтра русский солдат, советский воин, видеть врага в немецкой старухе, в немецком мальчишке?.. Может ли коммунист поднять руку на беззащитного, поверженного наземь человека, хотя в нем и немецкая кровь?.. Кто посмеет совершить это, кто забудет о великой чести России, страны Ленина, тот наш злейший враг, того будем уничтожать беспощадно! Мы помним кровь и муки Отечества, но крови детей и стариков Германии нам…
Никишов помолчал… Потом повернулся к Евсееву, сказал негромко:
— Худо мне… извини… Ваня… сердце, черт…
Евсеев вскочил.
— Сергей Васильич!..
Непонимающе смотрел Марков на командарма…
Кто-то вскрикнул, и спины вскочивших солдат закрыли командарма…
Марков протолкался к столу.
Высокая женщина в зеленой шинели (не приметил ее раньше Марков) расстегивала верхние пуговицы кителя командарма — сидел он на стуле, чуть сгорбившись, виновато улыбался взмокшим лицом…
— Сергей Васильевич! Вызывать машину? Сергей Васильевич! — торопливо проговорил Марков и глянул на женщину.
Теперь он увидел на ее шинели узкие погоны старшего лейтенанта медицинской службы.
— Пустое, Марков. — Командарм глянул на старшину Евсеева. — Сорвал тебе дело, Иван… Давно такого безобразия со мной не было… Ладога привет прислала…
— Полегчало, Сергей Васильевич? — сказал Евсеев. — Может, в санбат?
— Товарищ командующий, надо постельный режим, — сказала женщина. — Сердце переутомлено.
— В Берлине на неделю завалюсь отсыпаться… Ничего, доктор, обойдется. Мне уже… Все нормально. Спасибо вам. Дайте водицы, ребята, и кончим…
— Товарищи, у кого фляжка с собой? — крикнул Евсеев.
— Товарищ командующий, это может кончиться… нехорошо, — сказала женщина.
— Пустое, — сказал Никишов, взял из рук какого-то сержанта фляжку с отвернутым колпачком, глотнул и закашлялся.
— А закуски у хозяина нет?..
Все засмеялись. Марков вздохнул.
— Садитесь, товарищи! — крикнул Евсеев. — Садитесь, продолжим работу собрания!
Марков пристроился на соломе в первом ряду. Садились солдаты, затихал говор…