— А вы что — презираете откровенность?
Я старалась говорить с ней в рамках «педагогичности», но она вывела меня из равновесия.
— Душевная опрятность, сдержанность для меня так же обязательна, как и физическая. Я не понимаю людей, которые из своих личных чувств устраивают ярмарку для развлечения прохожих.
Катя хотела закрутить косу, но не нашла ее и закрутила кончик пояса. Потом сказала, после долгой паузы:
— Ладно, я вам не все буду давать. Кусочки только. Самые отвлеченные. Чтоб время не отнимать на рассказы…
Я кивнула. Я вспомнила себя в юности, свою потребность найти человека, перед которым могла бы исповедываться. Очевидно, эта тяга — свойство возраста… Тем более что ее тетка уехала. Катя надеялась, что я смогу заменить в какой-то мере и эту Ину, и Сороку…
Мы в молчании выпили чай, в молчании перемыли посуду, и Катя сказала, упрямо сжав губы:
— До чего счастливое ваше поколение! Столько было возможностей совершить необыкновенные вещи…
Я снова оглядела ее. В шестнадцать лет я ходила в туфлях на деревянной подошве и в пальто, перешитом на крашеной отцовской шинели. После уроков мы бегали в госпиталь, простаивали много часов в магазинах, тщательно оберегая карточки, ездили на лесозаготовки и раз мне чуть не вышибли глаз бревном…
— До чего у нас скучная жизнь?! Даже писать не о чем. Вот попробуйте в наших условиях совершить подвиг.
Я понимала, что в юности мечта о подвигах, о геройстве естественна. Ведь и юноши и девушки болезненно переживают свою временную внешнюю и внутреннюю дисгармоничность, отчаянно пытаясь самоутвердиться в мире взрослых. Отсюда зачастую и хулиганства, и бравада, неосознанный вызов старшим, и мечты о подвиге…
Я достала и положила на стол книгу Марка Копшицера «Валентин Серов (опыт литературной биографии)». Катя начала листать этот красочный том, кидая на меня любопытные взгляды.
— Автор этого произведения — инженер из Ростова. Десять лет, работая в конструкторском бюро, он собирал материалы, чтобы написать биографию одного из интереснейших художников России. Но представь, что все архивы в Москве и Ленинграде. Представь, что ему надо было разыскать множество людей, у которых были письма Серова, надо было записать их воспоминания. Наконец, представь, каково было разобраться неспециалисту-искусствоведу в своеобразии художественной манеры не только Серова, но и Врубеля, Поленова, Нестерова, Репина, не имея возможности в любой момент сходить в музей, увидеть подлинные картины. У Копшицера ведь были только репродукции и фотокопии. Все отпуска, каждую свободную минуту, даже болея, он тратил на эту титаническую работу. Но собрать материал — полдела. Написать книгу, яркую страстную — много сложнее. Книгу, которая читается, как увлекательный роман, в котором каждая строчка отделана, переписана не один раз так, что ее нельзя вычеркнуть, передвинуть, чтобы не нарушалась целостность композиции, стиля. Это была работа и историка, и писателя, и искусствоведа…