— Я не люблю модную литературу…
Катя покусала губы, сняла очки и сказала:
— А все-таки так хочется успеха… Чтоб всем нос утереть…
И добавила после паузы, заметя мою улыбку.
— Обидно ведь, что в юности чудес не бывает! Что мне с того, что я стану знаменитой в тридцать лет, радости же я от этого тогда не получу.
Я сказала, что главное — самоуважение. А «модность» губит человека, как злокачественная опухоль, потому что мода проходит, и с этим немногие «модные» писатели, художники, актеры могут примириться. Отсюда озлобленность, зависть, тоска…
— А все-таки успех нужен в молодости. Тогда только человек получит от него удовольствие. Ездить, встречаться с интересными людьми, ходить на всякие просмотры…
— Ты именно об этом мечтаешь? Тогда у тебя довольно мелкое честолюбие… Обывательское.
— А какое — не обывательское?
— Вот если бы ты сказала, что хотела, чтоб твои книги вызывали в людях смех и слезы, заставляли думать, направляли их жизнь, будили интерес к науке, к философии, к политике, как, к примеру, статьи Писарева…
— Писарева? — брови Кати вздернулись. — Он же только с Пушкиным и Тургеневым спорил…
Я вручила ей том Писарева.
— На Писареве воспитывались все самые талантливые люди России конца XIX века: и писатели, и ученые, и философы. Он был подлинным властителем дум нескольких поколений.
Катя поскучнела. Очевидно, она уже мысленно сочинила удивительную историю о том потрясении, которое испытывает редакция «Юности», прочтя ее рассказ, и о том успехе, который ее ожидал. И моя реакция ее огорчила.
«Да, вчера опять почему-то разговорились с Верой. Мы вместе ходили узнавать насчет сеансов в кино. Антонина решила организовать культпоход. И поспорили. Я сказала ей, что если выйду замуж, то только на пять — десять лет. Потому что пылкая любовь всегда проходит, остается дружба, уважение, в лучшем случае. И еще я сказала, что не хочу в браке иметь детей. Лучше взять его из детдома, чтобы он был только мой. Чтоб мы с ним ни от кого не зависели. А Вера авторитетно заявила, что если бы я любила, то хотела иметь ребенка от любимого человека.
А, по-моему, я принадлежу к числу женщин, рано расцветающих и рано увядающих. Моя полноценная жизнь будет только до тридцати, а дальше наступит старость. И что мне тогда от ума, культуры, знаний, если я буду развалиной?!
Потом я услышала за ужином разговор отца и матери. Мама возмущалась тем, что некоторые юнцы в шестнадцать лет ведут себя невероятно нагло, развязно, держатся, как «мужчины». А отец сказал, что у них, как пишут в журнале «Здоровье», преждевременное скелетное развитие опередило умственное. И при этом они выразительно поглядели на меня.