Рассказ Кати Змойро «В больнице»
На третий день после моей операции привезли новую больную, девочку лет одиннадцати. Она спросила, когда ее укладывали на койку:
— А это очень больно, когда режут?
Все засмеялись, а тетя Даша начала закусывать. До смерти эта старуха любила поесть, приговаривая:
— Ох, лихо-перелихо! Ни два, ни полтора, ни балалайка! Своей бы кулебячки с лучком, с рыбкой…
Мы притихли, приближалось время посетителей. Нюра срочно мазала губы, тетя Даша возилась со своими баночками и кулечками, а я сметала крошки с тумбочки: мама даже в больнице требовала от меня аккуратности.
Раньше всех появлялся дед тети Даши, сухой старичок с чапаевскими усами и в огромной мохнатой шапке. Когда ему влетало за нее, он помаргивал и смешно извинялся.
— Да босая она у меня, голова-то, мерзнет, проклятущая, что с ней делать-то будешь.
У них была уйма детей, внуков, родственников, и тетя Даша требовала, чтоб о ее болезни всем сообщили. Они часто приходили и занимали всю палату, но мы терпели. Уж очень она была счастливая после их нашествия, хоть и приговаривала:
— Ни спокою, ни тишины от них, вы уж простите глупых, но разве им закажешь…
С появлением деда Нюра обычно начинала вздыхать, вертеться.
— Что-й-то мой запаздывает…
И тут, печатая шаг, входил большой цыганистый дядька, четким жестом ставил стул у ее койки и, нагнувшись, четко целовал ее в середину губ.
— Дети здоровы, нарушений нет! — а потом начинал выгружать кульки и банки из разбухшего портфеля.
Но теперь раньше них в палату заглянула худенькая и бледная девочка и, щурясь, начала:
— Простите, не в вашей ли палате…
— Мама! — заорала новенькая Галя, — а я еще не резанная!
Они обнялись и стали хихикать и шептаться, как сестры.
И в этот вечер в нашей палате появился Володя.
— Добрый день! Я — брат милосердия, дежурю у вас два раза в неделю, — голос этого парня в белом халате и белой шапочке был удивительно домашний.
— Как дела? Все идут на поправку?
Выбритый, загорелый, он стал обходить палату, заглядывая в наши температурные листки.
Нюра тут же заговорила льстивым голосом, величая его «доктором», но он объяснил, что еще не доктор, а лишь студент пятого курса. Потом за него уцепилась и тетя Даша. А он сказал, видя склад продуктов на ее тумбочке:
— Вам нельзя ни соленого, ни жирного.
— А осетринки? Мне такую осетринку принесли, так и тает во рту.