— А чем я не хороша? — возмутилась Нюра. — Правда, как привез он меня в свою деревню, так его многие родственники стыдили за меня, все говорили, не уживетесь вы… Она — голь перекатная.
— Повезло тебе, мамкиными должно молитвами… сказала тетя Даша, и Нюра даже села на койке.
— Это почему же мне повезло? Все своими руками, все сами добыли. Он вначале на стройке рабочим был, я подсобницей, потом до прораба дослужился, а я учетчицей стала, сначала комнатенку в бараке имели, пополам с одной семьей, шифоньером перегородили. Потом соседей переселили, одни хозяевали. А теперь нам и квартиру дали — все сами, своими руками построили.
И она нам руки показала, белые, пухлые, с мозолистыми красными ладонями и ядовитым маникюром.
А потом Галя начала прическу делать из своих кос, а я предложила ей диктанты пописать. Смешно было за ней наблюдать. Она пыхтела, мусолила чернильный карандаш, вымазалась до ушей, высунула кончик языка и все переспрашивала меня, перечеркивала, шептала: «Ой, сейчас, минутку, я покрасивше напишу», она робела, точно я — настоящая учительница. А когда я стала проверять, она даже вспотела и взмолилась:
— Пусть этот не в счет, ладно? Я вам другой напишу. И дяде Володе не говорите, пожалуйста.
А когда он, наконец, появился вечером, так покраснела, что даже отвернулась и начала заталкивать под койку тапочки тети Даши. И он попросил ее, если ей скучно, помочь ему перечертить температурные листы.
— Я сейчас, я живо, — заорала она, счастливая, и попробовала побежать, но схватилась за бок и, охая, двинулась в коридор.
Я немного поскучала в палате, потом решила тоже погулять. В коридоре за столом дежурной сестры сидели Галя и Володя. Он ей рисовал картинки, а она отгадывала, что они означают.
Я села неподалеку и слушала их смех, разговоры.
— А это что будет?
— Закат у моря. Я в детстве всегда убегал к морю смотреть закат, до сих пор помню. Часами смотрел, мать даже ужинать зазвать не могла. Сиротливо становилось, когда солнце в море тонуло. Я все надеялся, а вдруг оно не утонет, вдруг ночь не придет.
Но тут его позвал дежурный врач, и он понесся к мужской палате, скользя по кафельному полу, как по катку.
— Ой, как бегает, прямо мальчишка! — восхитилась Галя, а потом торжественно заявила, когда Володя вернулся:
— Дядь Володя, если в случае чего, я взяла две бумажки, я свою картинку вам через три дня приготовлю…
— Ладно, — Володя сохранял полную серьезность, — буду ждать. Раз обещала — держи слово.
Но тут из палаты вышла Нюра и начала постреливать в Володю глазами, белая, пышная, как московский калач.