Галя заворочалась и зашептала:
— А зачем вы учитесь? Вы же и так столько знаете?
— Смешная ты! Вот я смотрю, как старые сестры работают, и завидки берут. Я еще не умею, как они, внутривенные вливания делать. Точно, с одного раза нащупать иглой вену. А ведь тот не врач, кто все сам не сумеет при случае больному сделать, помочь.
Заскрипела кровать тети Даши, она долго и натужно переворачивалась…
— По-моему, каждый человек, если он себя уважает, должен делать свою работу на совесть. Ты со мной согласна?
Галя засопела, и Володя, неслышно ступая, вышел из палаты.
А потом начали собираться домой. Галя мне помогала, болтая:
— У меня целый класс на руках, первый класс, такие маленькие, как цыплятки. Они мне проходу не дают, бегают и на перемене и домой, а когда двойки получают, я их воспитываю.
Она сделала важное лицо, отчего оно стало еще смешнее.
— Я прихожу сказки им читать, а кто двойки получил, велю выйти за дверь. Ну, они, конечно, обещают исправиться, тогда, я конечно, прощаю, но строго так говорю, чтоб понимали.
Когда я сложила вещи, Галя показала мне картинку, которую рисовала все свободное время: букет цветов и надпись сверху — «Дяде Володе от Гали на вечную память…» И сказала, что упросила мать забрать ее к вечеру, чтоб с ним попрощаться, — Володя приходил на дежурство только к пяти часам. И мать ее вроде поинтересовалась — веселый ли он? И она сказала, что и веселый, и сильный, и незамужний, и она велела матери волосы причесать в парикмахерской, чтобы дядя Володя «мамку красивой повидал». Только платье голубое в цветочках мамка не хотела надеть, потому что прямо из цеха приедет, а я ей сказала: «А ты его в сумку сложи, а как душ примешь, так и надень. Учти, иначе я не поеду с тобой…»
Я слушала Галю с грустью. Мне нельзя было задерживаться с выпиской. А я так привязалась, привыкла к этой смешной девчонке, у которой душа нараспашку. Именно из-за нее я поняла вдруг, какое это счастье — иметь отца. Особенно такого заботливого, как мой. Я ведь видела, какими глазами она на него смотрела, когда он навещал меня…
Трогательно было наблюдать и ее влюбленность в Володю, наивную, откровенную. Я себе казалась ужасно старой, и мне хотелось ее опекать, как младшую сестренку. Если бы Володя ее обидел, высмеял, я бы взорвалась, но он так бережно с ней обращался, что я могла только позавидовать.
Жаль, что больше я не увижу ни ее, ни Володю.