— Он один тут не назван на плите магистром! — с яростью сказал Хубберт и злобно ткнул палкой в другую плиту: — А вот предатель Кюхмейстер!
— Бог ему судья, — смиренно ответил Рето.
Время уравнивало правых и неправых. И перед этой неизбежностью земные чувства были драгоценны вдвойне. Рето искоса глянул на Сигельда — понимает ли тот, как важна пылкость живого сердца?
Хубберт шагнул в глубь усыпальницы.
— Вот фон Ротенштейн. — Концом палки он поскрёб надпись на камне. — Носил кольцо фон Зальцы до проклятого Валленроде. Король Ягайло звал его себе в крёстные отцы, когда веру в Кракове принимал, а Ротенштейн плюнул.
Хубберт поковылял ещё дальше, к стене.
— А вот Конрад фон Юнгинген. Хотел с поляками всё миром уладить. На одре завещал не выбирать Ульриха магистром. Трус!
Растроганный Рето решил не спорить. Конрад фон Юнгинген не был трусом. Он сам плавал на остров Готланд, чтобы разорить гнездо пиратов-витальеров. А мира с поляками хотел лишь потому, что Папа запретил Крестовые походы на Литву, и в Мариенбург больше не приезжали рыцари из Европы. Без них Орден не справился бы с Польшей. Конрад поступил мудро.
— Вот и Ульрих, — мрачно произнёс Хубберт, останавливаясь у надгробия возле стены. — Покойся с миром, брат. Я за тебя отомстил.
Хубберт оглянулся на Сигельда, и глаз его блеснул в полутьме. Рето почему-то заревновал: отчего это Хубберт так внимателен к итальянцу?
— Расскажи о смерти магистра под Танненбергом, — попросил Рето.
Хубберт, кряхтя, опустился на могильную плиту как на лавку:
— Я рядом скакал, когда Ульрих повёл последние наши баннеры в атаку на стан короля Ягайлы… Победить или погибнуть, да! Как истинные рыцари! Мы с Ульрихом вместе рубились, окружённые поляками. И я навек запомнил того, кто пронзил Ульриха копьём! Этот дьявол от меня не скрылся!
Хубберт опять с вызовом посмотрел на Сигельда. По спине Рето пополз холодок, словно зловещее предчувствие.
— Преклоняюсь пред вашим подвигом, отец, — робко произнёс Сигельд.
Под тёмным сводом капеллы тихо зашевелилось нечто бесплотное.
Хубберт криво ухмыльнулся.
— Ты просто сосунок, — грубо сказал он Сигельду. — Но и я не лев. Я — волк. Львом же был Ульрих. А этот… — Старик поднял палку и яростно стукнул по могильной плите Генриха фон Плауэна. — А этот был драконом!
* * *
Цепной мост в Средний замок опускали после прандиума и поднимали перед вечерней, поэтому табориты начали штурм во время долгой службы Шестого часа. Комтурский караул брата Йоргена не распознал приготовлений наёмников. Мягкое осеннее солнце обволакивало кирпичные громады замков невесомым прощальным теплом. Над нагретой черепицей дрожал воздух, и чайки сидели на печных трубах. С высоты бургфрида проливались перезвоны.