Проклятие Раффы (Бертьен) - страница 2

Механик наш был не столько болен, сколько удручён тем, что в первый рейс на новёхонькой посудине мы пойдём без него. Понятно, что мне не стоило большого труда его уговорить. Я, разумеется, не мог сослаться ни на боцмана, ни на капитана — да он бы и не поверил… Он был рад тому, что я ему предложил. И, понимая, чем может для нас закончиться такая авантюра, время от времени тяжко вздыхал.

…Проникнуть назад в порт оказалось не слишком сложно, но я с удовольствием отметил, что в тени береговых сооружений за нами всё время упорно маячила тень боцмана. На корабль мы прошли совершенно без проблем: вахтенный, кивнув нам, сделал вид, что ничего не слышал о болезни механика… Боцман скользнул в капитанскую каюту. Тут же вестовой помчался за лекарем… Мы потихоньку пробрались в лазарет и механик устало опустился на койку: жаловался, что снова начался жар, да и слабость какая-то появилась… Я уложил его, укрыл одеялом — и на этом мои приключения закончились. Проходя мимо капитанской каюты, я услышал фальцет лекаря:

— Это преступление! Я сейчас же пойду к руководству порта!

— А выходить в море без механика — не преступление? — Хмыкнул боцман.

— Или, может, вы хотите сорвать контракт? В то самое время, когда мы только что сошли со стапелей и хозяин в долгах, как в шелках? — Спокойно поинтересовался капитан.

— Да нет мне никакого дела… — начал было лекарь, но капитан, резко перебил его:

— Так скажите об этом хозяину.

…До чего они там договорились — не знаю. Говорят, что свет в капитанской каюте горел всю ночь. А на рассвете мы уже вышли в море — с новым механиком в машинном отделении и старым — в лазарете. Капитан как-то уж чересчур недоверчиво относился к новичку. Уже на следующий день в разговоре с боцманом он пожалел о том, что "взял забулдыгу на борт". Боцман недоумённо вскинул брови, ожидая разъяснений.

— Не нравится он мне. — Буркнул капитан. Мы только в недоумении переглянулись: новый механик, вымывшись и переодевшись в форму, ни у кого из нас уже не вызывал какой-либо настороженности или неприязни. Но капитана как подменили: этот, обычно абсолютно спокойный и уверенный в себе морской волк вдруг начал беситься, как цепная собака, по-шакальи брызжа слюной — почём зря придираясь к новичку и угрожая в первом же порту списать его на берег. Все мы были озадачены, если не сказать — напуганы: раньше за капитаном такого не числилось… Да, он был строг. Он бывал даже _очень_ строг — когда речь шла о деле… Но он никогда не бывал мелочен и никогда не давал волю своим эмоциям, отродясь не демонстрировал неприязни к кому-либо, тем более — в море; и уж совсем никогда не цеплялся к кому-то понапрасну… А тут… Словом, жгучую нелюбовь капитана к новому механику заметили даже пассажиры. Нет нужды говорить, что, когда наш родной, "штатный" механик через неделю встал на ноги, капитан приказал не только не пускать новичка в машинное отделение, но и вообще — позволил тому бывать на судне только в тех местах, где можно бывать пассажирам. Тот в ответ только с грустной улыбкой отрешённо смотрел себе под ноги, чем, казалось, вызывал ещё больший гнев капитана…